100 р бонус за первый заказ
Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line
Узнать цену
Театр абсурда (нелепость, бессмыслица) - одно из модернистских направлений театрального искусства XX века, возникшее во Франции в 1950-60-х гг. В абсурдистских пьесах мир представлен как бессмысленное, лишённое логики нагромождение фактов, поступков, слов и судеб. Наиболее полно принципы абсурдизма были воплощены в драмах «Лысая певица»(50) драматурга Ионеско и «В ожидании Годо» (53) Беккета.
На практике театр абсурда отрицает реалистичные персонажи, ситуации и все другие соответствующие театральные приёмы. Время и место неопределённы и изменчивы, даже самые простые причинные связи разрушаются. Бессмысленные интриги, повторяющиеся диалоги и бесцельная болтовня, драматическая непоследовательность действий, — всё подчинено одной цели: созданию сказочного, а может быть и ужасного, настроения.
В основу драматургии было положено разрушение драматического материала. В пьесах нет локальной и исторической конкретности. Действие значительной части пьес театра абсурда происходят в небольших помещениях, комнатах, квартирах, совершенно изолированных от внешнего мира. Подвергается разрушению временная последовательность событий. Человек в абсурдистском мире - олицетворение пассивности и беспомощности. Он ничего не может осознать, кроме своей беспомощности. Он лишен свободы выбора.
Основная тема всех антипьес - абсурдность мира, которая проявляется в нарушении логических связей между предметами и явлениями, в бессмысленности действительности. Это демонстрируется с помощью:
1) Иронии, фарса, пародии, гротеска.
2) Разрушения языковых форм, намеренных алогичных словосочетаний, автоматизма языка. Появляется мотив «увязания в словах», как в трясине.
3) Привычные логические причинно-следственные связи между явлениями и предметами нарушаются и заменяются их случайным или ассоциативным сцеплением. Также используется логика сновидений, которая не подчиняется контролю сознания.
4) Метафорическая передача чувства шока, страха, передача удивления перед жизнью. Эти чувства непременно появляются, как только человек осознает, что все его жизненные ценности лишены смысла и есть иллюзия. Рассчитано на то, чтобы обратить внимание обыкновенного человека на трагичность жизни, потому что в своей повседневной жизни человек не склонен задумываться над вопросами жизни и смерти и увязает в пошлости.
5)Использование «пограничной ситуации».
6) Основной мотив: «смерть как разложение, распад, безмолвие».
7) Буквальная реализация метафор и неологизмов - на этом строится фантастика в антидраме.
8) Связь трагического и комического.
9) Использование «минус-приемов». «Минус-прием» - это значимый отказ от изобразительных принципов традиционного характера (интриги, действия, характеров и т.д.). Например, герои антидрамы - это антигерои. В ранних пьесах Ионеско у героев нет индивидуальных черт, они герои-«марионетки». Поступки персонажей определяются не их характерами, а ситуацией, в которую они попадают. Также пьеса разрушается на уровне жанра, затем эпизодов, реплик и фраз.
10) Место действия и время в театре абсурда зачастую абстрактны, этим подчеркивается их универсальность («всегда и везде»).
50г. в Париже была поставлена пьеса Ионеско «Лысая певица», тогда же появились и первые «антипьесы» Артюра Адамова. Эжен Ионеско (1912—94) называл свой театр «антитематическим, антиидеологическим, антиреалистическим», противопоставил его всем вариантам театра «ангажированного». В «Лысой певице» часы потеряли способность измерять время, потому что время как категория объективная потеряло смысл вместе с внешним миром, утратившим реальность. Слова словно срываются с цепи, поскольку их не сдерживает никакая объективно существующая действительность. В «Стульях(51) «действительность», т. е появляющиеся на сцене персонажи,— согласно авторским указаниям — должны казаться предельно нереальными, тогда как персонажи, остающиеся невидимыми, создавать впечатление абсолютно достоверных, впечатление заполнившей сцену толпы, через которую невозможно пробраться.
В «Носорогах(59) рассказывается о странном превращении жителей некоего населенного пункта в носорогов, что всем представляется делом нормальным и естественным, даже желанным в силу обесценивания всего человеческого. Эту трагикомедию можно прочитать как сатирическое разоблачение фашизма и тоталитаризма. Также и трагикомедия «Король умирает»(62)—о человечестве, подверженном смерти, пораженном неизлечимой немощью, о самой реальности, которая исчезает вместе с королем в момент его смерти, растворения в небытии. Торжество смерти, истребление всех и вся демонстрируется и в сочиненной истории гибели города («Игры в резню»70).
Сэмюэль Беккет (1906—1989) В его романах («Мёрфи», «Моллой») формировалась основополагающая идея: «нет ничего более реального, чем ничто», которая реализуется в «антидрамах» Беккета. Произведения Беккета отличаются минимализмом, использованием новаторских приёмов, философской тематикой. В большинстве своих произведений он ставил своих героев в крайние рамки существования, для того, чтобы сконцентрировать внимание на сущностных аспектах человеческого существования. Несмотря на то, что Беккет смело проникает в глубину изначальной тайны и ужаса человеческого бытия, он по преимуществу - писатель комический. Смех должен возникать при виде того глупого самодовольства и сознания собственной значительности, с какими человек отдается иллюзорным и пустячным влечениям. В конечном итоге драмы Беккета не оставляют мрачного и гнетущего впечатления, но приносят освобождающий катарсис, что является целью всякого театра от самого его зарождения.
В прославившей Беккета пьесе «В ожидании Годо»(53) действие сводится к ожиданию некоего Годо, а характеристика «бездействующих лиц», Владимира и Эстрагона, целиком этим состоянием исчерпывается, так как они ничего не помнят, ничего не знают, ничего не умеют. В небольшой «Комедии» (66) персонажи — две пронумерованные женщины и мужчина — почти утрачивают способность говорить, не обретя, впрочем, и качества лиц «действующих»: они высовываются из кувшинов и нечто произносят, когда на них падает луч света, а в темноте погружаются в небытие.
32. Особенности театра абсурда: истоки, представители, особенности драматической структуры.
Произведения в списке, относящиеся к театру абсурда:
Беккет: "В ожидании Годо"
Ионеско: "Носороги"
Учитывая бессмысленность фабульного пересказа этих пьес, их действительно проще прочитать. Ниже будут приведен пересказ сюжета, но это может и не помочь.
Иные представители:
Кафка: в каждой вступительной статье о Кафке слово "абсурд" встречается хотя бы единожды, однако Москвина, к примеру, разделяет творчество Кафки и абсурд из-за подчеркнутой логичности событий, происходящих в мирах Кафки. Камю тоже разделяет Кафку и абсурд из-за того, что в его творчестве все же содержатся некоторые проблески надежды, что для абсурда в понимании Камю недопустимо.
Стоппард: "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" - яркий пример абсурдистской трагикомедии.
Введенский и Хармс: отечественные представители. Не думаю, что их стоит приводить в пример просто так, учитывая, что у нас курс зарубежной литературы, но, если спросят, упоминайте их, чтобы не ударить в грязь лицом.
Временная структура:
1843 - написан "Страх и Трепет" Кьеркегора
1914-1918 - Первая Мировая Война
1916 - возникновение дадаизма
1917 - в манифесте "Новых Дух" Гийом Аполлинер вводит термин "сюрреализм"
1939-1945 - Вторая Мировая Война
1942 - публикация эссе "Миф о Сизифе" Камю
1951 - постановка "Лысой певицы" Ионеско
1952 - постановка "Стульев" Ионеско
1953 - постановка "Жертв долга" Ионеско
1953 - постановка "В ожидании Годо" Беккета
1960 - постановка "Носорогов" Ионеско
1962 - публикация книги "Театр Абсурда" театрального критика Мартина Эсслина
Термин "абсурд":
Камю: "Мир, который поддается объяснению, пусть самому дурному, - этот мир нам знаком. Но если вселенная внезапно лишается как иллюзий, так и познаний, человек становится в ней посторонним. Человек изгнан навек, ибо лишен и памяти об утраченном отечестве, и надежды на землю обетованную. Собственно говоря, чувство абсурдности и есть этот разлад между человеком и его жизнью, актером и декорациями."
"Человек сталкивается с иррациональностью мира. Он чувствует, что желает счастья и разумности. Абсурд рождается в этом столкновении между призванием человека и неразумным молчанием мира. "
"Если я обвиню невиновного в кошмарном преступлении, если заявлю добропорядочному человеку, что он вожделеет к собственной сестре, то мне ответят, что это абсурд. [...] Добропорядочный человек указывает на антиномию между тем актом, который я ему приписываю, и принципами всей его жизни. “Это абсурд” означает “это невозможно”, а кроме того, “это противоречиво”. Если вооруженный ножом человек атакует группу автоматчиков, я считаю его действие абсурдным. Но оно является таковым только из-за диспропорции между намерением и реальностью, из-за противоречия между реальными силами и поставленной целью. [...] Поэтому у меня есть все основания сказать, что чувство абсурдности рождается не из простого исследования факта или впечатления, но врывается вместе со сравнением фактического положения дел с какой-то реальностью, сравнением действия с лежащим за пределами этого действия миром. По существу, абсурд есть раскол. Его нет ни в одном из сравниваемых элементов. Он рождается в их столкновении."
Ионеско: "Я так и не знаю толком, что означает слово "абсурд", за исключением тех случаев, когда оно вопрошает об абсурде; и повторю, что те, кто не удивляются тому, что существуют, кто не задают себе вопросов о бытии, кто полагают, что все нормально, естественно, в то время как мир прикасается к сверхъестественному, эти люди ущербны. […] Но способность удивляться вернется, вопрос об абсурдности этого мира не может не вставать, даже если на него и нет ответа. […] Попробуем вознестись хотя бы мысленно к тому, что не подвержено гниению, к реальному, то есть к священному, и к ритуалу, это священное выражающему - и обрести которое можно без художественного творчества."
"Абсурд - это нечто, лишенное цели… Оторванный от своих религиозных, метафизических и трансцендентальных корней человек погиб; все его действия бессмысленны, абсурдны, бесполезны."
Эсслин: "Хорошая пьеса обладает искусно сконструированным сюжетом, в пьесах абсурда сюжет и фабула отсутствуют; хорошая пьеса ценится за характеры и мотивации, в пьесах абсурда характеры не распознать, персонажи воспринимаются почти как марионетки; в хорошей пьесе оправдана интрига, которая виртуозно ведется и в итоге разрешается, в пьесах абсурда часто нет ни начала, ни конца; хорошая пьеса - зеркало природы и представляет свою эпоху в тонких зарисовках, пьесы абсурда отражают сны и кошмары; хорошие пьесы отличаются точными диалогами и остроумными репликами, пьесы абсурда зачастую представляют бессвязный лепет."
Давая определение конкретно термину "абсурд", Эсслин цитирует Камю ("разлад между актером и декорациями") и Ионеско ("нечто, лишенное цели").
Москвина: судя по лекции о Прусте и Кафке, воспринимает абсурд прежде всего, как нечто алогичное и иррациональное.
Общие положения
Театр абсурда - тип современной драмы, основанный на концепции тотального отчуждения человека от физической и социальной среды. Такого рода пьесы впервые появились в начале 1950-х годов во Франции, а затем распространились по Западной Европе и США.
Представление об абсурдности удела человеческого во враждебном или безразличном мире впервые развил А.Камю (Миф о Сизифе), испытавший сильное влияние С.Кьеркегора, Ф.Кафки и Ф.М.Достоевского. Корни театра абсурда можно выявить в теоретической и практической деятельности представителей таких эстетических движений начала 20 в., как дадаизм и сюрреализм, а в клоунаде, мюзик-холле, комедиях Ч.Чаплина.
О возникновении новой драмы заговорили после парижских премьер "Лысой певицы" (The Bald Soprano, 1950) Ионеско и "В ожидании Годо" (Waiting for Godot, 1953) Беккета. Характерно, что в "Лысой певице" сама певица не появляется, а на сцене находятся две женатые пары, чья непоследовательная, полная клише речь отражает абсурдность мира, в котором язык скорее затрудняет общение, нежели способствует ему. В пьесе Беккета двое бродяг ждут на дороге некоего Годо, который так и не появляется. В трагикомической атмосфере потери и отчуждения эти два антигероя вспоминают бессвязные фрагменты из прошлой жизни, испытывая безотчетное ощущение опасности.
Искусство абсурда - это модернистическое течение, стремящееся создать абсурдный мир, как отражение мира реального, для этого натуралистические копии реальной жизни выстраивались хаотично без всякой связи.
В основу драматургии было положено разрушение драматического материала. В пьесах нет локальной и исторической конкретности. Действие значительной части пьес театра абсурда происходят в небольших помещениях, комнатах, квартирах, совершенно изолированных от внешнего мира. Подвергается разрушению временная последовательность событий. Так, в пьесе Ионеско "Лысая певица" (1949) через 4 года после смерти труп оказывается теплым, а хоронят его через полгода после смерти. Два акта пьесы "В ожидании Годо" (1952) разделяет ночь, а "может быть - 50 лет". Этого не знают сами персонажи пьесы.
Отсутствие исторической конкретности и временный хаос дополняются нарушением логики в диалогах. Диалог редуцирован, вне партнера. Герои не слышат друг друга.
Абсурдно и само название пьес "Лысая певица": в этой "антидраме" лысая певица не только не появляется, но и не упоминается.
Разделяли с экзистенциализмом представление о мире как о хаосе, любое столкновение человека с миром порождает конфликт, недоверие к коммуникации.
Доводят принцип до художественного выражения – показывают абсурд средствами абсурда.
Бессмыслицу и сочетание не сочетаемого абсурдисты заимствовали у сюрреалистов и перенесли эти приемы на сцену. Со скрупулезной точностью выписал С. Дали на одной из своих картин Венеру Милосскую. С меньшей тщательностью изображены им ящечки, расположенные на ее туловище. Каждая из деталей похожа и доходчива. Сочетание же торса Венеры с выдвижными ящиками лишает картину всякой логики.
Части предложений находятся в нелепом сочетании.
Театр абсурда хотел показать реальный мир.
Человек в театре абсурда не способен к действию. Герои произведений искусства абсурда не могут довести до конца ни одного действия, не в состоянии осуществить ни один замысел.
Личности в пьесах нивелированы, лишены индивидуальности, похожи на механизмы. Часто герои пьес имеют одинаковые имена, по мнению деятелей театра абсурда люди неотличимы друг от друга.
В качестве героя выступают нелепые персонажи, они не знают ничего о мире и о себе, деклассированные элементы, либо мещане, нет героев имеющих идеалы и видящих смысл жизни. Люди обречены существовать в непонятном и неизменном мире хаоса и абсурда.
Стремясь подчеркнуть атмосферу уродства, патологии, окружающую человека, Беккет живописует в своих пьесах антиэстетизм, маразм жизни. Для того чтобы вызвать отвращение читателей и зрителей к героям пьесы "В ожидании Гордо", Беккет настойчиво повторяет, что у одного из них "воняет изо рта", а у другого "воняют ноги".
Многочисленные пьесы театра абсурда первого десятилетия (1949-1958) определяются не сюжетом произведений, а общей атмосферой идеатизма и хаоса, воссоздаваемой на сцене.
Термин "Театр абсурда" вводится Эсслином в одноименном эссе: именно он усмотрел сходство между абсурдистской философией Камю, высказанной в "Мифе о Сизифе" и "Бунтующем человеке" и пьесах Ионеско, Беккета, Адамова и Жене.
Ионеско о театре абсурда
"Мне представляется, что половина театральных произведений, созданных до нас, абсурдна в той мере, в какой она, например, комична; ведь комизм абсурден. И мне кажется, что прародителем этого театра, великим его предком, мог быть Шекспир, который заставляет своего героя сказать: "Мир - это история, рассказанная идиотом, полная шума и ярости, лишенная всякого смысла и значения". Вероятно, можно говорить о том, что театр абсурда восходит к еще более отдаленным временам и что Эдип тоже был абсурдным персонажем, так как то, что с ним случилось, было абсурдно, но с одной разницей; Эдип нарушал законы бессознательно и был наказан за то, что нарушал их. Но законы и нормы существовали. Даже если их и нарушали. В нашем же театре персонажи, кажется, ни за что не цепляются, и если мне позволено процитировать самого себя, то старики в моей пьесе "Стулья" в мире без законов и норм, без правил и трансцендентальных понятий. То же самое я хотел показать в более веселом духе в такой пьесе, как "Лысая певица", например.
Мне кажется, что слово "абсурд" слишком сильно: невозможно назвать что бы то ни было абсурдным, если нет четкого представления о том, что не абсурдно, если не знаешь смысла того, что абсурдом не является. Но я могу утверждать, что персонажи "Стульев" искали смысл, которого они не нашли, искали закон, искали высшую форму поведения, искали то, что не назовешь иначе, как божественность.
Театр абсурда был также и театром борьбы, - именно таковым он был для меня, - против буржуазного театра, который он иногда пародировал, и против реалистического театра. Я утверждал и утверждаю, что реальность не реалистична, и я критиковал реалистический, соцреалистический, брехтовский театр и сражался против него. Я уже говорил, что реализм - это не реальность, что реализм - это театральная школа, определенным образом рассматривающая реальность, так же как романтизм или сюрреализм. В буржуазном театре мне не нравилось, что он занимается пустяками: делами, экономикой, политикой, адюльтером, развлечением в паскалевском смысле этого слова. Вероятно, можно сказать, что театр адюльтера в XIX и начале XX веков берет свое начало от Расина, с той лишь огромной разницей, что у Расина от адюльтера умирали, он убивал. А у пострасиновских авторов это не более чем пустяк. Еще один недостаток реалистического театра заключается в том, что он идеологический то есть в какой-то мере лживый, нечестный театр. Не только потому, что неизвестно, что такое реальность, не только потому, что ни один человек науки не способен сказать, что значит "реальный", но и потому, что реалистический автор ставит перед собой задачу что-то доказать, завербовать людей, зрителей, читателей от имени идеологии, в которой автор хочет нас убедить, но которая от этого не становится более истинной. Всякий реалистический театр - театр жульнический, даже и особенно если автор искренен. Подлинная искренность идет из самого далека, из глубин иррационального, бессознательного. Разговор о самом себе куда более убедителен и правдив, чем разговор о других, чем вовлечение людей во всегда спорные политические объединения. Говоря о себе, я говорю обо всех. Настоящий поэт не лжет, не лукавит, никого не хочет завербовать, потому что подлинный поэт не обманывает, а выдумывает, и это совсем иное.
Персонажи без метафизических корней, может быть, в поисках забытого центра, точки опоры, лежащей вне их. О том же писал Беккет, более холодно, может быть, более ясновидяще. Мы хотели вывести на сцену и показать зрителям само экзистенциальное существование человека в его полноте, целостности, в его глубоком трагизме, его судьбу, то есть осознание абсурдности мира. Ту самую историю, "рассказанную идиотом"
Эсслин о театре абсурда
"Стоит подчеркнуть, что драматурги, чьи пьесы рассматриваются под общим названием "театр абсурда", не представляют никакой самозванной или самодостаточной школы. Напротив, каждый из этих писателей - личность, считающая себя одинокой, посторонним, обрезанным и изолированным от мира, существующим в собственной сфере. У каждого из них свое представление о форме и содержании; свои корни, истоки, опыт. Если они к тому же понятны и вопреки всему имеют общее с другими, это объясняется тем, что их творчество - правдивое зеркало, отражающее тревоги, чувства и мысли важной ипостаси жизни современного Запада.
Отличительная черта этого направления в том, что отринутое прошлыми веками, сочтенное ненужным и дискредитированное, наш век отмел как дешевые и детские иллюзии. Упадок религии маскировался до конца Второй мировой войны суррогатом веры в прогресс, национализмом и прочими тоталитарными заблуждениями. Все это война разбила вдребезги. В 1942 году Альбер Камю хладнокровно поставил вопрос, почему, если жизнь потеряла смысл, человек более не видит выхода в самоубийстве.
Чувство метафизического страдания и абсурдности человеческого удела в общих чертах - тема пьес Беккета, Адамова, Ионеско, Жене [...]. Но это не единственная тема театра абсурда. Подобное восприятие бессмысленности жизни, неприятие девальвации идеалов, чистоты, целеустремленности - тема пьес Жироду, Ануя, Салакру, Сартра и, разумеется, Камю. Но эти драматурги существенно отличаются от драматургов абсурда ощущением иррационализма человеческого удела в очень ясной и логически аргументированной форме. Театр абсурда стремится выразить бессмысленность жизни и невозможность рационального подхода к этому открытым отказом от рациональных схем дискурсивных идей. В то время как Сартр или Камю вкладывают новое содержание в старые формы, театр абсурда делает шаг вперед в стремлении достичь единства основных идей и формы выражения. В некотором смысле в театре Сартра и Камю художественное выражение не адекватно их философии, отличаясь от способа, к которому прибегает театр абсурда.
Театр абсурда стремится к радикальной девальвации языка: поэзия должна рождаться из конкретных вещественных образов самой сцены. В этой концепции элемент языка играет важную, но подчиненную роль, однако происходящее на сцене и за ее пределами часто противоречит словам, которые произносят персонажи. [...]
Театр абсурда - часть "антилитературного" движения нашего времени, выраженного в абстрактной живописи, отказавшейся от "литературных" элементов в картинах; в "новом французском романе", опирающемуся на предметное изображение и отказавшемуся от эмпатии и антропоморфизма."
Эсслин о "В ожидании Годо" Беккета
"Пьесы Беккета требуют осторожного подхода, чтобы избежать ловушек, упрощающих их смысл. Это не значит, что мы не можем предпринять тщательное исследование, обособляя ряды образов и тем, стремясь понять их структурную основу. Результатов будет легче добиться, следуя авторской идее, зная, что можно получить если не ответы на его вопросы, то, по крайней мере, понять вопросы, которые он задает.
"В ожидании Годо" нет сюжета; исследуется статичная ситуация. "Ничего не происходит, никто не приходит, никто не уходит, это страшно".
На проселочной дороге, около дерева, двое старых бродяг Владимир и Эстрагон ждут. В начале первого акта - открытая ситуация. В конце первого акта им сообщают, что мсье Годо, с которым, как они полагают, они должны встретиться, прийти не может, но завтра он обязательно придет. Второй акт повторяет эту ситуацию. Приходит тот же мальчик и сообщает то же самое.
В пьесе встречается элемент грубого, низового юмора, характерный для мюзик-холльной или цирковой традиции: Эстрагон теряет брюки; растянутый на целый эпизод гэг с тремя шляпами, которые бродяги то надевают, то снимают, то передают друг другу, создавая нескончаемую неразбериху, и изобилие этой неразберихи вызывает смех. Автор талантливой диссертации о Беккете Никлаус Гесснер перечисляет около сорока пяти ремарок, указывающих, что кто-то из персонажей утрачивает вертикальное положение, символизирующее достоинство человека.
Немало предпринято остроумных попыток, чтобы установить этимологию имени Годо, выяснить сознательным или бессознательным было намерение Беккета сделать 52 его объектом поисков Владимира и Эстрагона. Можно предположить, что Годо - ослабленная форма от God, уменьшительное имя по аналогии Пьер - Пьеро, Шарль - Шарло плюс ассоциация с образом Чарли Чаплина, его маленьким человеком, которого во Франции называют Шарло; его котелок носят все четверо персонажей пьесы.
Означает ли Годо вмешательство сверхъестественных сил, или же он символизирует мифическую основу бытия, и его прибытия ждут, чтобы изменилась ситуация, или же он соединяет то и другое, - в любом случае его роль второстепенна. Тема пьесы не Годо, но акт ожидания как характерный аспект человеческого удела. В течение всей жизни мы чего-то ждем, и Годо - объект нашего ожидания, будь то событие или вещь, или человек, или смерть. Более того, в акте ожидания ощущается течение времени в его чистейшей, самой наглядной форме. Если мы активны, то стремимся забыть о ходе времени, не обращая на него внимания, но если мы пассивны, то сталкиваемся с действием времени. Как пишет Беккет в исследовании о Прусте: "Это не бегство от часов и дней. Ни от завтра, ни от вчера, ибо вчера нас деформировало или деформировано нами. … Вчера - не веха, которую мы миновали, а знак на проторенной дороге лет, наша безысходная участь, тяжелое и опасное, оно сидит внутри нас… Мы не только больше устаем от каждого вчера, мы становимся другими и отнюдь не более отчаявшимися, чем были". Бег времени сталкивает нас с основной проблемой бытия: природой нашего "я", постоянно меняющегося во времени субъекта, пребывающего в вечном движении, и потому всегда нам неподвластного. "Человек может воспринимать реальность только как ретроспективную гипотезу. В нем постоянно происходит медлительный, тусклый, монохромный процесс переливания в сосуд, содержащий флюид прошедшего времени, многоцветный, движимый феноменом этого времени".
Ожидание - это узнавание опытным путем действия времени, постоянно изменяющегося. К тому же, поскольку реально ничего не происходит, то ход времени всего лишь иллюзия. Непрекращающаяся энергия времени говорит против себя, она бесцельна и потому недейственна и лишена смысла. Чем более изменяются вещи, тем более они остаются прежними. И в этом ужасающая неизменность мира. "Слезы мира - величина постоянная. Если кто-то начинает плакать, значит, где-то кто-то перестал плакать". Один день похож на другой, и мы умираем, как будто никогда и не рождались. Поццо об этом говорит в последнем монологе-взрыве: "Сколько можно издеваться, задавая вопросы о проклятом времени?.. Вам мало, что… каждый день похож на другой, в один прекрасный день он онемел, а я в другой прекрасный день ослеп, и придет такой прекрасный день, когда все мы оглохнем, а в какой-то прекрасный день мы родились, и настанет день, и мы умрем, и будет еще один день, точно такой же, а за ним другой, такой же… Рожают прямо на могилах: только день забрезжит, и вот уже опять ночь".
Вскоре Владимир с этим соглашается: "Рожают в муках прямо на могилах. А внизу, в яме, могильщик уже готовит свою лопату".
Когда Беккета спрашивали, какова тема "В ожидании Годо", он иногда цитировал Блаженного Августина: "У Августина есть замечательное высказывание. Я хотел бы процитировать его на латыни. На латыни звучит лучше, чем по-английски: “Не теряйте надежды. Один из разбойников был спасен. Не принимайте в расчет, что другой был осужден на вечные муки”". Иногда Беккет добавлял: "Меня интересуют некоторые идеи, даже если я не верю в них… В этом изречении заключен потрясающий образ. Он воздействует"
Характерная черта пьесы - предположение, что наилучший выход из ситуации бродяг, - и они это высказывают, - предпочесть самоубийство ожиданию Годо. "Мы думали об этом, когда мир был молод, в девяностые. … Взяться за руки и сигануть с Эйфелевой башни среди первых. Тогда мы еще были вполне респектабельны. 60 Но теперь уже поздно, нас туда даже и не пустят". Покончить с собой - их излюбленное решение, невыполнимое из-за их некомпетентности и отсутствия орудий самоубийства. То, что самоубийство всякий раз не удается, Владимир и Эстрагон объясняют ожиданием или симулируют это ожидание. "Хотел бы я знать, что он предложит. Тогда бы мы знали, совершать это или нет". Надежда на спасение может быть просто способом избежать страданий и боли, порождаемых созерцанием человеческого удела. В этом удивительная параллель между экзистенциалистской философией Жана-Поля Сартра и творческой интуицией Беккета, никогда осознанно не выражавшего экзистенциалистских взглядов. Если для Беккета, как и для Сартра, моральное обязательство человека в том, чтобы смотреть в лицо жизни, сознавая, что суть бытия - ничто, а свобода и необходимость в постоянном созидании себя делают один за другим выбор, в таком случае Годо, по терминологии Сартра, вполне может олицетворять "плохую веру": "Первый акт плохой веры состоит в уклонении от того, от чего уклониться невозможно, в уклонении уклонения".
Несмотря на возможные параллели, мы не должны далеко заходить, пытаясь отнести Беккета к какой-либо философской школе. Необычность и великолепие "В ожидании Годо" в том, что пьеса предполагает множество интерпретаций с позиций философских, религиозных, психологических. Помимо того, это поэма о времени, недолговечности и таинственности жизни, парадокс изменчивости и стабильности, необходимости и абсурдности"
Эсслин о "Носороге" Ионеско
"Мировое признание Ионеско, как центральной фигуры театра абсурда, началось с "Носорога".
Героем "Носорога" является Беранже.
Беранже в "Носороге" работает в производственном отделе издательства юридической литературы, как одно время работал и Ионеско. Он влюблен в свою коллегу мадемуазель Дези. Ее имя напоминает первую любовь Беранже - Дани. У него есть приятель Жан. Воскресным утром они увидели, или полагают, что увидели, одного, а быть может, и двух носорогов, несущихся по главной улице городка. Постепенно носорогов становится все больше и больше. Жители заразились таинственной болезнью, носорожеством, которая не только превращает их в носорогов, но рождает желание превратиться в этих сильных, агрессивных и толстокожих животных. В финале во всем городе только Беранже и Дези остаются людьми. Но и Дези не может противостоять искушению стать такой, как все. Беранже остается один; последний человек, он мужественно заявляет, что не капитулирует.
Известно, что "Носорог" отражает чувства Ионеско перед отъездом из Румынии в 1938 году, когда все больше и больше его знакомых присоединялись к фашистскому движению "Железная гвардия". Он рассказывал: "Как всегда, я предался своим мыслям. Всю жизнь я помнил, как был оглушен возможностью манипулировать мнением, его мгновенной эволюцией, силе его заразы, превращающейся в эпидемию. Люди позволяют себе неожиданно принять новую религию, доктрину, отдаться фанатизму. … В такие моменты мы становимся свидетелями настоящей ментальной мутации. Не знаю, замечали ли вы, если люди не разделяют ваших взглядов, и вы перестаете их понимать, а они - вас, создается впечатление противостояния монстрам, например носорогам. В них перемешивается искренность с жестокостью. Они убьют вас с чистой совестью. За последние четверть века история показала, что люди не только становились похожими на носорогов, но превращались в них".
На премьере в Дюссельдорфе в театре Schauspielhaus немецкая публика сразу же узнала аргументы персонажей, считающих, что должны следовать общей тенденции: зрители слышали или сами использовали подобные аргументы во времена, когда немецкий народ не мог устоять перед соблазнами Гитлера. Некоторые персонажи пьесы пожелали стать толстокожими: их восхищала брутальная сила и простота, возникавшие при подавлении слишком слабых человеческих чувств. Другие так поступали, потому что обратить носорогов снова в людей будет возможно, если научиться понимать их образ мысли. Еще она группа, особенно Дези, просто не могла позволить себе быть не такими, как большинство. Носорожество - не только болезнь, именуемая тоталитаризмом, свойственным правым и левым, но и стремление к конформизму. "Носорог" - остроумная пьеса. Она полна блестящих эффектов, от большинства пьес Ионеско она отличается тем, что создает впечатление понятной. ЛондонскаяTimes поместила рецензию под названием "Пьеса Ионеско понятна всем".
Но так ли легко ее понять на самом деле? Бернар Франсуэль в Cahiers du Coll é ge de Pataphysique заметил в остроумной статье, что финальная исповедь Беранже и его предыдущие размышления о преимуществе людей перед носорогами странным образом напоминает крики "Да здравствует белая раса!" в пьесах "Будущее в яйцах" и "Жертвы долга". Если мы исследуем логический ход мысли Беранже в разговоре с приятелем Дюдаром, то увидим, что он защищает свое желание остаться человеком с теми же выплескамиинстинктивных чувств, которые он осуждает в носорогах, и когда он замечает свою ошибку, он лишь поправляет себя, заменив "инстинкт" на интуицию. Более того, в самом финале Беранже горько сожалеет о том, что ему кажется, будто он не сможет превратиться в носорога! Его последние дерзкое заявление о вере в гуманизм - всего лишь презрение лисы к винограду, который слишком зелен. Фарсовый и трагикомический вызов Беранже далек от подлинного героизма, и конечный смысл пьесы не столь понятен, как сочли некоторые критики. Пьеса показывает абсурдность вызова в той же степени, в какой и абсурдность конформизма, трагедию индивидуалиста, который не может слиться со счастливой массой не таких чувствительных людей, как он, ощущение художника, ощутившего себя парией. Это темы Кафки и Томаса Манна. В известной мере финальная ситуация Беранже напоминает о жертве другой метаморфозы - Грегоре Замза в "Превращении" Кафки. Замза превращается в огромное насекомое, остальные не меняются; последний человек Беранже оказывается в той же ситуации, что и Замза, ибо теперь нормально превратиться в носорога, остаться человеком - чудовищно. В заключительном монологе Беранже сожалеет, что у него белая мягкая кожа и мечтает о грубой, темно-зеленой, панциреобразной коже. "Только я один чудовище, только я!" - кричит он, пока окончательно не решит остаться человеком.
"Носорог" - памфлет против конформизма и нечувствительности (последнее определенно присутствует в пьесе), издевательство над индивидуалистом, который всего лишь приносит жертву необходимости, подчеркивая превосходство своей тонко организованной художественной натуры. Там, где пьеса выходит за пределы пропагандистской упрощенности, она превращается в доказательство фатальной запутанности и абсурдности человеческой жизни. И лишь спектакль, выявляющий двойственность позиции Беранже в финале, может дать полное представление о пьесе."
Лекция № 14
Театр абсурда
План
1. «Театр абсурда». Общая характеристика.
2. Особенности повествовательной техники С. Беккета.
3. Особенности повествовательной техники Э. Ионеско.
1. «Театр абсурда». Общая характеристика
«Театр абсурда» - общее название для драматургии поставангардного периода 1950-1970-х годов. Этот своеобразный взрыв подготавливался исподволь, он был неизбежен, хотя и имел в каждой европейской стране, помимо общих, и свои, национальные, предпосылки. Общие - это дух успокоенности, мещанского самодовольства и конформизма, воцарившиеся в Европе и США после Второй мировой войны, когда на сцене господствовали обыденность, приземлённость, ставшие своеобразной формой скованности и молчания театра в период «испуганного десятилетия».
Было очевидно, что театр стоит у порога нового периода своего существования, что необходимы такие способы и приёмы изображения мира и человека, которые бы отвечали новым реалиям жизни. Театр поставангарда - самый шумный и скандальный, швырнувший вызов официальному искусству своей шокирующей художественной техникой, напрочь отметающий старые традиции и представления. Театр, взявший на себя миссию говорить о человеке как таковом, универсальном человеке, но рассматривающий его как некую песчинку в космическом бытии. Создатели этого театра исходили из мысли об отчужденности и бесконечном одиночестве в мире.
Впервые театр абсурда заявил о себе во Франции постановкой пьесы Э. Ионеско «Лысая певица» (1951). Никто тогда не предполагал, что зарождается новое течение в современной драматургии. Через год появились новые пьесы Ионеско - «Стулья» и «Урок», а затем С. Беккет выступил со своей пьесой «В ожидании Годо» (1953), которая и стала знаковым явлением в драматургии абсурда.
Сам термин «театр абсурда», объединивший писателей различных поколений, был принят и зрителем, и читателем. Однако сами драматурги его решительно отвергали. Э. Ионеско говорил: «вернее было бы назвать то направление, к которому я принадлежу, парадоксальным театром, точнее даже «театром парадокса».
Творчество драматургов театра абсурда было чаще всего, по замечанию Т. Проскурниковой, «пессимистическим ответом на факты послевоенной действительности и отражением её противоречий, повлиявших на общественное сознание второй половины нашего века». Это проявилось прежде всего в чувстве растерянности, а точнее, затерянности, охватившем европейскую интеллигенцию.
Поначалу всё, о чём рассказывали в своих пьесах драматурги, казалось бредом, представленным в образах, своего рода «бредом вдвоём». Ионеско в одном из своих интервью заявляет: «Разве жизнь не парадоксальна, не абсурдна с точки зрения усредненного здравого смысла? Мир, жизнь до крайности несообразны, противоречивы, необъяснимы тем же здравым смыслом… Человек чаще всего не понимает, не способен объяснить сознанием, даже чувством всей природы обстоятельств действительности, внутри которой он живёт. А стало быть, он не понимает и собственной жизни, самого себя».
Смерть в пьесах выступает символом обречённости человека, она даже олицетворяет и абсурдность. Поэтому мир, в котором живут герои театра абсурда, - это царство смерти. Оно непреодолимо никакими человеческими усилиями, и любое героическое сопротивление лишается смысла.
Ошеломляющая алогичность происходящего, нарочитая непоследовательность и отсутствие внешней или внутренней мотивированности поступков и поведения действующих лиц произведений Беккета и Ионеско создавали впечатление, что в спектакле заняты актёры, никогда ранее не игравшие вместе и задавшиеся целью во что бы то ни стало сбить друг друга, а заодно и зрителя с толку. Обескураженные зрители встречали подобные постановки иногда улюлюканьем и свистом. Но вскоре парижская пресса заговорила о рождении нового театра, призванного стать «открытием века».
Период расцвета театра абсурда давно прошёл, а проблемы, поставленные С. Беккетом и Э. Ионеско, их драматическая техника остаются актуальными и в настоящее время. Интерес к театру абсурда не только не погас, а, напротив, постоянно растёт, в том числе и в России, о чём свидетельствуют постановки пьесы С. Беккета «В ожидании Годо» в санкт-петербургском Большом драматическом театре (сезон 2000 года). В чём причина успеха театра абсурда, который длительное время был у нас под запретом? Не парадоксально ли то, что интерес вызывает театр, предложивший зрителям познакомиться с существом, лишь внешне напоминающем человека, существом жалким и униженным, либо, наоборот, довольным своей ограниченностью и невежеством?
В творчестве драматургов театра абсурда ощущается углубление трагического восприятия жизни и мира в целом.
Деятели этого театра - С. Беккет, Э. Ионеско, Ж. Жене, Г. Пинтер - пишут, как правило, о трагической судьбе человека, о жизни и смерти, но облекают свои трагедии в форму фарса, буффонады.
2. Особенности повествовательной техники С. Беккета
Именно в таком жанре написана пьеса С. Беккета (1909-1989) «В ожидании Годо» (1953). После постановки пьесы имя её автора стало всемирно известным. Эта пьеса - лучшее воплощение идей театра абсурда.
В основу произведения лёг как личный, так и общественный трагический опыт писателя, пережившего ужасы фашистской оккупации Франции.
Место действия в пьесе - заброшенная проселочная дорога с одиноким высохшим деревом. Дорога воплощает символ движения, но движения, равно как и сюжетного действия, здесь нет. Статика сюжета призвана продемонстрировать факт алогизма жизни.
Две одинокие и беспомощные фигуры, два существа, затерявшиеся в чужом и враждебном мире, Владимир и Эстрагон, ждут господина Годо, встреча с которым должна разрешить все их беды. Герои не знают, кто он такой и сможет ли им помочь. Они никогда его не видели и готовы принять за Годо любого прохожего. Но они упорно ждут его, заполняя бесконечность и томительность ожидания разговорами ни о чем, бессмысленными действиями. Они бесприютны и голодны: делят пополам репу и очень медленно, смакуя, съедают её. Страх и отчаяние перед перспективой и дальше влачить невыносимо жалкое существование не раз приводит их к мысли о самоубийстве, но единственная веревка рвется, а другой у них нет. Ежедневно утром они приходят на условленное место встречи и каждый вечер уходят ни с чем. Таков сюжет пьесы, состоящий из двух актов.
Внешне второй акт словно повторяет первый, но это только по видимости. Хотя ничего не произошло, но вместе с тем изменилось многое. «Безнадежность усилилась. Миновал день или год - неизвестно. Герои состарились и окончательно упали духом. Они все на том же месте, под деревом. Владимир всё ещё ждёт Годо, вернее, пытается убедить приятеля (и себя) в этом. Эстрагон утратил всякую веру».
Герои Беккета могут только ждать, ничего более. Это полный паралич воли. Но и ожидание это все более становится бессмысленным, ибо ложный вестник (мальчик) постоянно отодвигает встречу с Годо на «завтра», не приближая несчастных ни на шаг к конечной цели.
Беккет проводит мысль о том, что в мире нет ничего, в чем человек мог бы быть уверен. Владимир и Эстрагон не знают, действительно ли они находятся на условленном месте, не знают, какой сейчас день недели и год. Невозможность разобраться и что-либо понять в окружающей жизни очевидна хотя бы во втором акте, когда герои, приходя на следующий день, не узнают места, где они ждали Годо накануне. Эстрагон не узнает свои ботинки, а Владимир не в состоянии ему ничего доказать. Не только герои, но вместе с ними и зрители невольно начинают сомневаться, хотя и место ожидания все то же. Ни о чём в пьесе нельзя сказать с уверенностью, все зыбко и неопределённо. К Владимиру и Эстрагону дважды прибегает мальчик с поручением от Годо, но во второй раз мальчик говорит им, что никогда раньше здесь не был и видит героев впервые.
В пьесе неоднократно возникает разговор о том, что Эстрагону жмут ботинки, хотя они изношены и дырявы. Он постоянно одевает и вновь с великим трудом снимает их. Автор как бы говорит нам: вот и вы всю свою жизнь не можете освободиться от лишающих вас движения пут. Эпизоды с башмаками вводят в пьесу стихию комического, фарсового начала, это так называемые «низовые образы» (Коренева М.), заимствованные Беккетом из традиции «низовой культуры», в частности мюзикл-холла и цирковой клоунады. Но при этом фарсовый приём переводится Беккетом в метафизический план, и башмаки становятся символом кошмара бытия.
Приёмы клоунады рассыпаны по всему произведению: вот, например, сцена, когда голодный Эстрагон жадно обгладывает куриные косточки, которые бросает ему богатый Поццо, слуга Поццо, Лакки, с тоской смотрит, как уничтожается его обед. Эти приемы присутствуют в диалогах и речах героев: когда на Лакки надели шляпу, он извергает совершенно бессвязный словесный поток, сняли шляпу - поток тут же иссяк. Диалоги героев нередко алогичны и строятся по принципу, когда говорящие говорят каждый о своём, не слушая друг друга; порой Владимир и Эстрагон и сами чувствуют себя словно на цирковом представлении:
В
л.
: Чудесный вечер.
Эстр
.: Незабываемый.
Вл.
: И он ещё не кончился.
Эстр
.: По-видимому, нет.
Вл.
: Он только-только начался.
Эстр
.: Это ужасно.
Вл
.: Мы точно на представлении.
Эстр
.: В цирке.
Вл.
: В мюзик-холле.
Эстр
.: В цирке.
Непрестанное жонглирование словами и фразами заполняет пустоту непереносимого состояния ожидания; подобная словесная игра - единственная ниточка, отделяющая героев от небытия. Это всё, на что они способны. Перед нами полный паралич мышления.
Низкое и высокое, трагическое и комическое присутствуют в пьесе в неразрывном единстве и определяют жанровую природу произведения.
Кто же такой Годо? Бог (God?) Смерть (Тod?) Толкований множество, но ясно одно: Годо - фигура символическая, она начисто лишена человеческого тепла и надежды, она бесплотна. Что такое ожидание Годо? Может быть, сама человеческая жизнь, ставшая в этом мире не чем иным, как ожиданием смерти? Придёт Годо или нет - ничего не изменится, жизнь так и останется адом.
Мир в трагифарсе Беккета - это мир, где «Бог умер» и «небеса пустынны», а потому тщетны ожидания.
Владимир и Эстрагон - вечные путники, «весь род человеческий», и дорога, по которой они бредут, - это дорога человеческого бытия, все пункты которой условны и случайны. Как уже говорилось, в пьесе нет движения как такового, здесь есть лишь движение во времени: за время между первым и вторым актами на деревьях распустились листья. Но этот факт не содержит в себе ничего конкретного - лишь указание на течение времени, у которого нет ни начала, ни конца, как нет их и в пьесе, где финал полностью адекватен и взаимозаменяем с началом. Время здесь лишь «на то, чтобы состариться», или иначе, по-фолкнеровски: «жизнь - это не движение, а однообразное повторение одних и тех же движений. Отсюда и концовка пьесы:
Вл.
: Итак, мы идём.
Эстр.
: Идём.
Ремарка
: Они не двигаются.
Создатели драматургии абсурда своим основным средством раскрытия мира и человека избрали гротеск, приём, ставший доминирующим не только в драматургии, но и в прозе второй половины XX века, о чём свидетельствует высказывание швейцарского драматурга и прозаика Ф. Дюрренматта: «Наш мир пришёл к гротеску, как и к атомной бомбе, подобно тому, как гротескны апокалипсические образы Иеронима Босха. Гротеск - только чувственное выражение, чувственный парадокс, форма для чего-то бесформенного, лицо мира, лишённого всякого лица».
В 1969 году творчество С. Беккета было отмечено Нобелевской премией.
3. Особенности повествовательной техники Э. Ионеско
Ионеско Эжен (1912-1994) - один из создателей «антидрамы» и «театра абсурда». Ионеско по происхождению румын. Родился 26 ноября 1912 г. в румынском городе Слатина. Родители в раннем детстве увезли его во Францию, до 11 лет он жил во французской деревне Ла Шапель-Антенез, потом в Париже. Позже говорил, что детские впечатления деревенской жизни во многом отразились в его творчестве как воспоминания об утраченном рае. В 13 лет вернулся в Румынию, в Бухарест, и прожил там до 26 лет. В 1938 году вернулся в Париж, где прожил всю оставшуюся жизнь.
Итак, в творчестве Ионеско система философских и эстетических взглядов театра абсурда нашла своё наиболее полное выражение. Задача театра, по Ионеско, дать гротескное выражение нелепости современной жизни и современного человека. Драматург считает правдоподобие смертельным врагом театра. Он предлагает создать некую новую реальность, балансирующую на грани реального и ирреального, и главным средством в достижении этой цели он считает язык. Язык ни в коем случае не может выражать мысль.
Язык в пьесах Ионеско не только не выполняет функцию связи, общения между людьми, но, напротив, усугубляет разобщённость и одиночество их. Перед нами лишь видимость диалога, состоящего из газетных штампов, фраз из самоучителя иностранного языка, а то и вовсе осколки слов и фраз, случайно застрявшихся в подсознании. У персонажей Ионеско нечленораздельна не только речь, но и сама мысль. Его герои мало напоминают обычных людей, это скорее роботы с испорченным механизмом.
Ионеско объяснял своё пристрастие к жанру комедии тем, что именно комизм с наибольшей полнотой выражает абсурдность и безысходность бытия. Такова его первая пьеса «Лысая певица» (1951), хотя в ней и намёка нет ни на какую певицу. Поводом для её написания послужило знакомство Ионеско с самоучителем английского языка, нелепые и банальные фразы которого стали основанием для текста пьесы.
У неё есть подзаголовок - «антипьеса». В произведении нет ничего от традиционной драмы. В гости к Смитам приходит супружеская пара Мартенов, и на протяжении всего действия происходит обмен репликами, лишёнными смысла. В пьесе нет ни событий, ни развития. Меняется лишь язык: к концу произведения он превращается в нечленораздельные слоги и звуки.
Автоматизм языка - основная тема пьесы «Лысая певица». Она разоблачает обывательский конформизм современного человека, живущего готовыми идеями и лозунгами, его догматизм, узость кругозора, агрессивность - черты, которые позднее превратят его в носорога.
В трагифарсе «Стулья» (1952) показана трагическая судьба двух стариков, нищих и одиноких, живущих на грани мира реального и иллюзорного. Старик-психопат возомнил себя неким мессией. Он пригласил гостей, чтобы поведать им об этом, но те так и не приходят. Тогда старики разыгрывают сцену приёма гостей, в которой нереальные, вымышленные персонажи оказываются более реальными, чем живые люди. В конце старик произносит заготовленную речь, и перед нами вновь абсурдный словесный поток - излюбленный приём Ионеско:
Старуха
: Позвал ли ты сторожей? Епископов? Химиков? Кочегаров? Скрипачей? Делегатов? Председателей? Полицейских? Купцов? Портфели? Хромосомы?
Старик
: Да, да, и почтовых чиновников, и трактирщиков, и артистов…
Старуха
: А банкиров?
Старик
: Пригласил.
Старуха
: А рабочих? Чиновников? Милитаристов? Революционеров? Реакционеров? Психиатров и психологов?
И вновь диалог строится как своеобразный монтаж слов, фраз, где смысл не играет роли. Старики кончают жизнь самоубийством, доверяя оратору высказать за них истину, но оратор оказывается глухонемым.
Пьеса «Носороги» (1959) представляет собой универсальную аллегорию человеческого общества, где превращение людей в животных показано как естественное следствие социальных и нравственных устоев (подобно тому, как это происходит в новелле Ф. Кафки «Превращение»).
По сравнению с прежними произведениями эта пьеса обогащена новыми мотивами. Сохранив некоторые из элементов своей прежней поэтики, Ионеско изображает мир, поражённый духовной болезнью - «оносороживанием», и впервые вводит героя, способного активно противостоять этому процессу.
Место действия в пьесе - небольшой провинциальный городок, обитатели которого охвачены страшной болезнью: они превращаются в носорогов. Главный герой Беранже сталкивается со всеобщим «оскотением», с добровольным отказом людей от человеческого облика. В противоположность своим прежним утверждениям, что не реальная действительность должна лежать в основе произведения, драматург создаёт в «Носорогах» сатиру на тоталитарный режим. Он рисует универсальность охватившей людей болезни. Единственным человеком, сохранившим человеческий облик, остаётся Беранже.
Первые читатели и зрители увидели в пьесе прежде всего антифашистское произведение, а саму болезнь сравнили с нацистской чумой (и вновь аналогия - с «Чумой» А. Камю). Позже сам автор так разъяснял замысел своей пьесы: «Носороги», несомненно, антинацистское произведение, однако прежде всего это пьеса против коллективных истерий и эпидемий, скрывающихся под личиной разума и идей, но не становящихся от этого менее серьёзными коллективными заболеваниями, которые оправдывают различные идеологии».
Герой Беранже - неудачник и идеалист, человек «не от мира сего». Он пренебрежительно относится ко всему, что чтят его сограждане и что считают показателем «цены» человека: педантизм, аккуратность, успешная карьера, единый стандартизированный образ мышления, жизни, вкусов и желаний. Ионеско вновь обрушивает на зрителя поток прописных истин и пустых фраз, но на этот раз за ними люди пытаются скрыть свою ограниченность и опустошённость.
У Беранже в пьесе есть антипод. Это Жан, самодовольный, глубоко убеждённый в своей непогрешимости и правоте. Он учит героя уму-разуму и предлагает следовать за ним. На глазах у Беранже он превращается в носорога, у него и раньше существовали предпосылки стать зверем, теперь они реализовались. В момент превращения Жана между ним и Беранже происходит разговор, который раскрывает человеконенавистническую сущность этого добропорядочного обывателя («Пусть они не становятся на моем пути, - восклицает он, - или я их раздавлю!»). Он призывает уничтожить человеческую цивилизацию и взамен неё ввести законы носорожьего стада.
Жан едва не убивает Беранже. Тому приходится скрываться в своем доме. Вокруг него либо носороги, либо люди, готовые в них превратиться. Бывшие друзья героя тоже вливаются в ряды носорогов. Последний, самый сокрушительный, удар ему наносит возлюбленная Дези.
Стандартизированность и безликость сделали возможным быстрое и безболезненное превращение окружавших его людей в животных. Стадное мышление, образ жизни и поведения подготовили переход человеческого стада в звериное.
Ионеско много внимания уделяет изображению личной трагедии героя, теряющего не только друзей, но и любимую девушку. Сцена прощания Беранже с Дези написана автором с большим лиризмом. Она передает ощущение героя, оказавшегося не в силах удержать самое дорогое существо. Он в отчаянии, оставшись совсем один, в отчаянии от невозможности стать таким, как все. Внутренний монолог Беранже оставляет гнетущее впечатление трагической парадоксальности мира, в котором человек мечтает отказаться от себя, чтобы только не быть одному. Внешне он остается человеком, но внутренне оказывается растоптан могучим носорожьим стадом.
Однако в конце пьесы герой вновь обретает утраченное было мужество. Обращаясь к носорогам, он кричит: «Нет, я никогда не превращусь в носорога, никогда, никогда! Я не могу измениться… Ну что ж, пусть будет так! Я стану защищаться против всего мира! Мое ружье!.. Я буду бороться против всего мира, буду бороться против всех! Я - последний и до конца останусь человеком!»
Герой - одиночка, обороняющийся от тёмных сил, - таким предстаёт перед нами главный персонаж пьесы «Носороги».
Особенностью поставангардной драматургии является соединение конкретно-исторического плана и всеобщего, универсального стремления увидеть в сегодняшнем «некую неизменную общую основу, которую можно раскрыть непосредственно в самом себе». Именно поэтому театру абсурда свойственен глубокий подтекст, позволяющий каждый раз прочитывать драму и интерпретировать её идеи и образы по-новому.
Разумеется, поставангардистский театр предназначен не для массового зрителя. Ионеско сам говорил, что это театр для элиты, ибо это театр поисков, театр-лаборатория. Однако драматург убеждён, что существование элитарного театра обусловлено духовными потребностями современного общества.
1. Андреев, Л. Г. Современная литература во Франции: 60-е годы / Л. Г. Андреев. - М., 1977.
2. Дюшен, И. Б. Театр парадокса / И. Б. Дюшен. - М., 1991.
3. Коренева, М. М. Художественный мир Беккета / М. М. Коренева // Драматурги-лауреаты Нобелевской премии. - М., 1998.
4. Михеева, А. Когда на сцене ходят носороги. Театр абсурда Э. Ионеско / А. Михеева. - М., 1967.
5. Проскурникова, Т. Французская антидрама / Т. Проскурникова. - М., 1968.
6. Якимович, Т. Драматургия и театр современной Франции / Т. Якимович. - Киев, 1968.
Антидрама (или «театр абсурда»)
Эстетика антидрамы зародилась еще в середине XIX века. Так, Фридрих Ницше противопоставлял разуму волю, которую он признавал ведущей в деятельности человека, отстаивая иррациональную направленность в жизни человека. Философию Ницше во многом продолжает теория Шопенгауэра о доминанте иррационального. Продолжатель такой философии - французский мыслитель Анри Бергсон. Он утверждал, что жизнь понять невозможно, ее можно лишь почувствовать, ощутить интуитивно. Для этого нужно оторваться от реальности, добиться чистоты видения, то есть необходимо разделить в искусстве рациональное (разумное) и интуитивное (чувственное). Эта философия - ответ на послевоенный духовный кризис, когда жизнь была лишена нравственных основ, цели, была неустойчива. Пессимизм чувствуется во всем, даже в самом восприятии жизни.
Именно поэтому драматурги проповедовали освобождение человека от власти рационального. Если истину можно познать лишь через чувства, следовательно, разум мешает этому познанию, и авторы ломали все существовавшие до этого каноны жанров (отсюда в названии и приставка «анти»). Драматурги отдавали предпочтение абстрактному, потому что, во-первых, это помогало выражению чувственного, во-вторых, опровергало буржуазную формалистическую мораль.
Театр абсурда («антидрама») -- общее название для драматургии неоавангарда 1950-1960-х гг., создавшей собственную поэтику абсурда. Театр абсурда наряду с «новым романом» и «новой волной» в кино был последним ярким проявлением модернизма во Франции. Главные представители -- Эжен Ионеско, Сэмюэль Беккет. Именно по отношению к их пьесам впервые был употреблен термин «антидрама».
Философской базой театра абсурда стала философия экзистенциализма, основное положение которой - абсурдность окружающего мира и человеческого бытия.
В 1950 г. в Париже была поставлена пьеса Ионеско «Лысая певица», тогда же появились и первые «антипьесы» Артюра Адамова. Эжен Ионеско (1912--1994) называл свой театр «антитематическим, антиидеологическим, антиреалистическим», противопоставил его всем вариантам театра «ангажированного», сурово судил Брехта и Сартра. «Никаких идей»,-- заявлял Ионеско, постоянно, однако, напоминая о своих идеях абсурдности, бессмысленности мира, о хаосе, перед которым человек бессилен, обречен. «Обозначать ничего не говорящими словами вещи, о которых ничего нельзя сказать» -- вот задача «театра абсурда».
В первых пьесах Ионеско такая задача выполнялась буквально. В «Лысой певице» действующие лица говорили чепуху под аккомпанемент часов, которые били сначала семь часов, потом три часа, затем молчали, били, что вздумается. Часы потеряли способность измерять время, потому что время как категория объективная потеряло смысл вместе с внешним миром, утратившим реальность. Слова словно срываются с цепи, поскольку их не сдерживает никакая объективно существующая действительность. В «Стульях» (1951) «действительность», т. е появляющиеся на сцене персонажи,-- согласно авторским указаниям -- должны казаться предельно нереальными, тогда как персонажи, остающиеся невидимыми, создавать впечатление абсолютно достоверных, впечатление заполнившей сцену толпы, через которую невозможно пробраться.
«Поскольку современный мир находится в состоянии распада», писал Ионеско, на сцене должен воцариться распад тотальный, распад и слова, и действия, и характеров, и обстоятельств, драматургических жанров и стилей. Начальная стадия «театра абсурда» возвращает к скандальным дадаистским и сюрреалистическим спектаклям 10--20-х годов.
Позже прямолинейное воспроизведение абсурда в абсурдном тексте сменится изображением абсурдного мира, напоминающим об экзистенциализме, который и был философским ориентиром Ионеско. На этой стадии особенно очевидным становится то, что фарсы Ионеско пародировали социальное бытие, лишенное смысла, низведенное до уровня механических действий, пародировали торжество речевых штампов и тотальной унификации в «потребительском обществе».
В «Носорогах» (1959) рассказывается о странном превращении жителей некоего населенного пункта в носорогов, что всем представляется делом нормальным и естественным, даже желанным в силу обесценивания всего человеческого. Эту трагикомедию можно прочитать как сатирическое разоблачение фашизма и тоталитаризма, но сам Ионеско предупреждал, что метит в «человека вообще», что разоблачал он «идеологию и историю». Также и трагикомедия «Король умирает» (1962) -- не только о Пятой республике, не только о дряхлеющем Шарле де Голле, но о человечестве, подверженном смерти, пораженном неизлечимой немощью, о самой реальности, которая исчезает вместе с королем в момент его смерти, растворения в небытии. Торжество смерти, истребление всех и вся демонстрируется и в сочиненной истории гибели города («Игры в резню», 1970), и в переделке Шекспира («Шекспир -- родоначальник театра абсурда»), всех его героев делающей подлыми и кровожадными («Макбет», 1972).
Франко-ирландский писатель Сэмюэль Беккет (1906--1989) писал сначала по-английски, затем, после переселения в Париж (в 1938 г.), и на английском, и на французском языках. В его романах («Мёрфи», «Моллой» и др.) формировалась основополагающая идея -- «нет ничего более реального, чем ничто»,-- которая реализуется в «антидрамах» Беккета, последовательно и целеустремленно демонстрирующих разрушительную силу этого «ничто».
В прославившей Беккета пьесе «В ожидании Годо» (1953) действие сводится к ожиданию некоего Годо, а характеристика «бездействующих лиц», Владимира и Эстрагона, целиком этим состоянием исчерпывается, так как они ничего не помнят, ничего не знают, ничего не умеют. В пьесе «Конец игры» (1957) родители Хамма сидят в мусорных ящиках, напоминая о себе требованием каши, а Хамм и Клов с трудом говорят, пытаясь выразить свое состояние, реализоваться в самых элементарных проявлениях своих то ли еще не оформившихся, то ли уже деградировавших организмов. Полна жизни и даже очарования героиня «антидрамы» «О, прекрасные дни!» (1963), ей возвращен дар слова, но ничего более не дано: ее медленно поглощает земля, в первом акте она увязла по пояс, во втором -- по шею, но ее рука тянется не к револьверу, а к гребешку, ибо наступил очередной «прекрасный день». В небольшой «Комедии» (1966) персонажи -- две пронумерованные женщины и мужчина -- почти утрачивают способность говорить, не обретя, впрочем, и качества лиц «действующих»: они высовываются из кувшинов и нечто произносят, когда на них падает луч света, а в темноте погружаются в небытие.
Поскольку Беккет не рассказывал о мире абсурдном, не изображал его, но выражал «ничто» в адекватных формах, распад стал не только характеристикой героев, но и качеством самой драматургической формы. Беккет был очень последователен, «ничто» давало о себе знать в каждом новом произведении, терявшем признаки определенного жанра и даже литературного рода, -- Беккет писал некие «тексты», фрагменты скорее прозаические, нежели драматургические, коль скоро речь угасала, приближалось безмолвие, как и бездействие. Оставалась лишь возможность описания неких состояний, которые безуспешно пытаются реализоваться, кише-ние каких-то масс, абстрактных тел, возникающих и исчезающих, посреди пустоты, обесцвеченного космического пейзажа -- «воображая воображаемое в такой же химерической темноте, как и другие химеры».
Основная тема всех антипьес - абсурдность мира, которая проявляется в нарушении логических связей между предметами и явлениями, в бессмысленности действительности. Странность, абсурдность, алогичность жизни демонстрируются с помощью:
- 1) Иронии, фарса, пародии, гротеска.
- 2) Разрушения языковых форм, намеренных алогичных словосочетаний, автоматизма языка. Появляется мотив «увязания в словах», как в трясине.
- 3) Привычные логические причинно-следственные связи между явлениями и предметами нарушаются и заменяются их случайным или ассоциативным сцеплением. Также используется логика сновидений, которая не подчиняется контролю сознания.
- 4) Метафорическая передача чувства шока, страха, передача удивления перед жизнью. Эти чувства непременно появляются, как только человек осознает, что все его жизненные ценности лишены смысла и есть иллюзия. Рассчитано на то, чтобы обратить внимание обыкновенного человека на трагичность жизни, потому что в своей повседневной жизни человек не склонен задумываться над вопросами жизни и смерти и увязает в пошлости.
- 5)Использование «пограничной ситуации».
- 6) Основной мотив: «смерть как разложение, распад, безмолвие».
- 7) Буквальная реализация метафор и неологизмов - на этом строится фантастика в антидраме.
- 8) Связь трагического и комического.
- 9) Использование «минус-приемов». «Минус-прием» - это значимый отказ от изобразительных принципов традиционного характера (интриги, действия, характеров и т.д.). Например, герои антидрамы - это антигерои. В ранних пьесах Ионеско у героев нет индивидуальных черт, они герои-«марионетки». Поступки персонажей определяются не их характерами, а ситуацией, в которую они попадают. Также пьеса разрушается на уровне жанра, затем эпизодов, реплик и фраз.
- 10) Место действия и время в театре абсурда зачастую абстрактны, этим подчеркивается их универсальность («всегда и везде»).
В конце 19 – начале 20 века, наконец, появилось искусство, запрограммированное на непонимание. «Наконец» хотя бы потому, что теперь не надо строить из себя знатока, чтобы не прослыть невежей. Увлекаясь театром абсурда и «новым романом», не надо с пеной у рта объяснять приятелям скрытый смысл, не очевидный подтекст, символику и тому подобные важные составляющие, что нуждаются в анализе и разборе. Пусть негодуют, пусть рвут книги и мечут страницы, как карты по игорному столу, где у вас под зеленым сукном заныканы козыри. Вы то знаете, что искусство не тождественно действительности, оно не подчиняется ее законам и не обязано ее протоколировать. С другой стороны, любой праведный гнев в его адрес – комплимент для создателей, именно такого эффекта они и добивались. Основатель и теоретик театра абсурда Эжен Ионеско говорил о своих постановках:
«Прошло семь лет с того момента, когда в Париже сыграли мою первую пьесу. Это был скромный успех, посредственный скандал. У моей второй пьесы провал был немного более громким, скандал несколько покрупнее. И только в 1952 г., в связи со “Стульями”, события начали принимать более широкий разворот. Каждый вечер в театре присутствовало восемь человек, весьма недовольных пьесой, но вызванный ею шум был услышан значительно большим количеством людей в Париже, во всей Франции, он долетел до самой немецкой границы. А после появления моих третьей, четвёртой, пятой… восьмой пьес слух об их провалах стал распространяться гигантскими шагами. Возмущение перешагнуло Ла-Манш… Перешло в Испанию, Италию, распространилось в Германии, переехало на кораблях в Англию…»
Вы заметили сожаление? Его и в помине нет. Если ползучее на задних лапках подражание классическим образцам вообще не вызывает эмоций, кроме вялого превосходства над теми, кто культпросвещаться не ходит, то пьеса «Лысая певица», например, вызывает дьявольские эмоции, это сродни магическому ритуалу.
В 1950-ых годах на сцену выходит Театр Абсурда. Так называемая антидрама окончательно разрушает классический театр, представляя алогизм жизни в уморительных крайностях. Восклицание «Это же полный бред!» — только комплимент мастерству Ионеско, Ибсона, Виана, Кокто и других новых драматургов.
Театр абсурда опирается на сюрреализм (форму) и экзистенциализм (содержание): пьесы лишены сюжета, причинно — следственных связей и басневидной морали, которую многие зрители ожесточенно выискивают в спектаклях; они откровенно абсурдны, безобразно прекрасны и эпатажны. Язык – не средство общения, а бесформенная декорация: на ее фоне разыгрывается повседневная, монотонная и бессмысленная партия в жизнь. Пространственно – временные сдвиги запутывают след вожделенного смысла окончательно. Не ищите тайные хитросплетения реплик и поступков: они скроены по случайности, как заводской брак.
Ионеско о создании пьес: «Я добросовестно переписывал фразы, взятые из моего руководства. Внимательно перечитывая их, я познавал не английский язык, а изумительные истины: что в неделе семь дней, например. Это то, что я знал и раньше. Или: «пол внизу, потолок вверху», что я тоже знал, но, вероятно, никогда не думал об этом серьёзно или, возможно, забыл, но это казалось мне столь же бесспорным, как и остальное, и столь же верным…».
Эпатаж – не самоцель, а средство донести уже известные, заезженные истины в новой форме, современным языком. Мало кому нравится рутина, зубы сводит от одного и того же. Многие упрекают Театр Абсурда в пошлости (сцены сексуального характера, ненормативная лексика), в жестокости и пропаганде насилия (драки до крови, эстетика безобразного) и т.д. Но то, что аморально в жизни, приобретает цель и ценность в искусстве, реальность и вымысел – не одно и то же, как «потолок – наверху, пол – внизу».
О чем пьеса «Лысая Певица»?
Это попытка задать вопрос «в чем смысл жизни?» без устремления получить ответ. Монотонность жизни, помноженная на одиночество каждого из нас, приводит в отчаянье тех, кто находит в себе силы и способности ее признать. Да, говорили экзистенциалисты, смысла нет, человек заброшен в мир случайно, а вот миру решительно наплевать на него. Никакого предназначения, никакого призвания, никакого долга перед Всевышним вести себя хорошо нет. Мы живем ради самого процесса жизни, смакуем мелочи, доступные пониманию, и только. Отсюда и полное отсутствие сюжета в произведениях: в нашей повседневности его тоже нет, есть лишь за уши притянутые цели и средства, как миссия в компьютерной игре. Однако геймеру не сделает погоды очередной завоеванный замок или убитый орк, он втягивается в процесс завоевания и убийства. Не надо лукавить: человек агрессивен, и драки, и секс, и насилие ему нравятся. Театр Абсурда честнее, чем многие виды искусства.
Можно было бы рассказать сюжет, но его нет. Поискать смысл, но его нет. Накидать цитаток, но там нет показательной мудрости для фолловеров. При формальной диалогичной структуре все сказанное – монолог. Разрозненные фразы раздаются в пустоте, никто их не воспринимает, и обращены они в никуда, как и многие наши разговоры. Финал открыт, и никто ничего не объясняет. Занавес. Вот такая никчемная книжечка.
По факту, все пьесы такого рода написаны в жанре трагифарс, которому присущи гротеск, пародия, китч и художественный стеб. Ионеско гиперболизировал супружескую апатию и и непролазный мещанский быт, спародировал бесцельную болтовню «друзей» (которым невообразимо скучно друг с другом, но принято же собираться и быть веселыми), выстебал их житейское мудрствование на грани со скудоумием и показал наше китчевое сознание во всей красе. Мы не говорим, а отговариваемся, не беседуем, а поддерживаем иллюзию беседы, любим, чтобы спать в тепле и есть в уюте с полным ощущением тоскливой безопасности. Мысль настолько скатывается в примитив, что вязнет в нем, как в масле, которое лучше у бакалейщика на углу. Болезненная рефлексия, как реакция на трагические события 20 века, вдохновила драматургов выразить напрасные ожидания, неосознанную, но непреодолимую отчужденность людей друг от друга, комические попытки «жить, как ни в чем не бывало» после мировых войн и глобальных потрясений.
Театр Абсурда нравится не всем, многие даже отрицают, что эта «порнография» имеет право на постановку. Смотреть сложно, а уж играть и подавно. Ионеско привлекал для участия в свои постановках непрофессионалов, так как актеры играли, а не жили на сцене. Они оказались не готовы экспериментировать, их учили по-другому. Зато неподготовленные, случайные люди вели себя именно так, как обыватели после ужина и их гости. Причина такого отношения в том, что автор «Лысой певицы» понимал театр иначе, чем его предшественники:
Интересно? Сохрани у себя на стенке!«Театр – это то, что показывают на сцене»
