Проблема жанрового своеобразия комедии «Недоросль»

На уровне жанрообразования поэтика “Heдоросля” продолжает пребывать парадоксальной: сатирико-бытовые по типу художественной образности персонажи комедии предстают в плотном ореоле трагедийных ассоциаций и жанрообразующих мотивов, тогда как герои-идеологи, по своему эстетическому статусу восходящие к бесплотному голосу высоких жанров оды и трагедии, целиком погружены в стихию комедийных структурных элементов.

Начнем с того, что бытовые персонажи -- архаисты, приверженцы старины и обычая, как истинно трагические герои [Гачев Г.Д., Содержательность художественных форм, 1990, стр. 293]. “Старинные люди” (III,5) не только родители Простаковой и Скотинина, но и они сами, принадлежащие к роду “великому и старинному” (IV,1), чья история восходит к шестому дню творения. Впрочем, задолго до того, как выяснится это обстоятельство, отдаленный звон трагедийных ассоциаций слышится в первой же характеристике, которую г-жа Простакова получает от постороннего лица: “Правдин. Нашел помещика дурака бессчетного, а жену презлую фурию, которой адский нрав делает несчастье целого их дома (II,1)”. Фурии и ад -- устойчивые словесные ореолы трагических тиранов Сумарокова, возникающие в каждом из девяти его трагедийных текстов (ср., например, “Димитрий Самозванец”: “Зла фурия во мне смятенно сердце гложет”; “Ступай во ад, душа, и буди вечно пленна!” [Сумароков А.П., Полн. собр. соч. в стихах и прозе. 2-е изд., 1797, ч.4, стр. 70, 126]). Что же касается несчастья, то именно это понятие покрывает собою трагедийный мирообраз, в котором совершается специфически трагедийная перипетия -- перелом от счастья к несчастью.

Именно такая перипетия совершается в “Недоросле” по линии действия в стане бытовых героев: радостно готовящиеся к свадьбе Скотинина в начале комедии (“Скотинин. В день моего сговора! Я прошу тебя, сестрица, для такого праздника отложить наказание до завтрева” -- I,4), они дружно впадают в тоску и скорбь в финале. Мотив тоски, первоначально возникающий в связи с бытовыми образами в каламбурно-предметном смысле желудочной неприятности объевшегося Митрофана (“Еремеевна. Протосковал до самого утра” -- I,4), очень быстро распространяется в значении “состояния души” по тексту комедии и определяет собой эмоциональную доминанту действия для бытовых персонажей:

Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях-то начинать. Поговорим-ка лучше о нашем горе. (К Правдину.) <...> Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек (I,7); Кутейкин. Житье твое, Еремеевна, яко тьма кромешная. Пойдем-ка за трапезу, да с горя выпей сперва чарку. Еремеевна (в слезах). Нелегкая меня не приберет! (II,6); Г-жа Простакова. Как! Нам расстаться с Софьюшкой! <...> Я с одной тоски хлеба отстану. (III,5); Цыфиркин. Ох-ти мне! Грусть берет. Кутейкин. О, горе мне, грешному! (III,6); Г-жа Простакова (тоскуя). О, горе взяло! О, грустно! (V,4).

Эта финальная тоска Простаковой, высказанная ею самой и поддержанная двумя ремарками (“видя в тоске г-жу Простакову” -- V,5; “очнувшись в отчаянии” -- V, явл. последнее) усугубляется еще и типично трагедийной пластикой: стояние на коленях, простирание рук и обморок довершают ассоциативно-трагедийный рисунок ее роли, подчеркивают эмоциональный смысл действия, сопряженного с образами бытовых героев, как трагедийный.

И такое свойство трагического действия как его постоянное колебание на грани жизни и смерти, чреватое гибелью и кровопролитием, также находит в ассоциативно-словесной ткани “Недоросля” свое адекватное выражение. Правда, в комедии никто не гибнет физически. Но само слово смерть и синонимичные ему слова погиб, пропал, умер, покойник буквально не сходят с уст бытовых персонажей, которые обладают эксклюзивным правом на это трагедийное понятие и широко им пользуются. Обычные фразеологизмы, включающие слово “смерть” как выражение предельной концентрации качества или эмоции, то и дело мелькают в их речи:

Г-жа Простакова. Я чаю, тебе жмет до смерти (I,1); Скотинин. И не деревеньки, а то, что в ее деревеньках водится, и до чего моя смертная охота (I,5); Г-жа Простакова. Умираю, хочу видеть этого почтенного старичка (II,5); Простаков. А я уже тут сгиб да пропал (III,5).

Бурное физическое действие в стане обличаемых постоянно подвергает их жизнь риску и ставит на грань гибели, и такой сугубо трагедийный мотив, как самоубийство, тоже очень не чужд бытовым персонажам комедии:

Скотинин. Митрофан! Ты теперь от смерти на волоску. Еремеевна. Ах, уходит он его! <...> Скотинин. <...> чтоб я в сердцах не вышиб из тебя духу. <...> Еремеевна. Издохну на месте, а дитя не выдам! (II,4); Митрофан. Нет, так я спасибо, уже один конец с собою! <...> Ведь здесь и река близко. Нырну, так поминай как звали. Г-жа Простакова. Уморил! Уморил! <...> По тебе, робенка хоть убей до смерти (II,6).

Исконный трагедийный смысл этой темы со всей силой начинает звучать в финальном пятом акте, до предела насыщенном мотивом гибели и смерти:

Г-жа Простакова. Всех прибить велю до смерти! (V,2), Жива быть не хочу! (V,3), Мой грех! Не губите меня! (V,4); Стародум. Не хочу ничьей гибели. Я ее прощаю (V,4); Г-жа Простакова. Все теряю. Совсем погибаю! (V,4), Погибла я совсем! Отнята у меня власть! <...> Нет у меня сына! (V, явл. последнее).

Так действие комедии, для семейства Простаковых характеризующееся лавинообразным нарастанием мотива погибели и смерти, разрешается вполне трагедийным финалом хотя бы в чисто словесном плане: физически живая, Простакова настойчиво твердит о своей погибели, которую, в таком случае, может быть, следует счесть духовной. И разве не мертва ее душа на всем протяжении действия, разве не убил ее, воскресшую на секунду в финале, Митрофан, повергнув своим грубым словом в обморок, равнозначный смерти?

Наконец, и такое специфическое свойство трагедийного действия как его роковой характер, предсказуемость и неотвратимость трагического финала, в высшей степени характеризует действие “Недоросля” по отношению к бытовым героям комедии. С самого начала известно, чем оно для них кончится: “Правдин. Не сомневаюсь, что унять их возьмутся меры” (II,1); “Правдин. Именем правительства вам приказываю <...>” (V,4).

Этот глобальный повтор в структуре комедии, в сущности, упраздняет необходимость всего того, что происходит между означенными явлениями. Однако действие происходит, стремительно движется к предначертанной катастрофе, его трагический характер усугубляется истинно трагической маниакальной слепотой и противоположными ожиданиями семейства Простаковых, которые все время уповают на случай -- но им этот универсальный помощник комедийных героев служить отказывается:

Г-жа Простакова. Как кому счастье на роду написано, братец (1,6). Авось-либо господь милостив, и счастье на роду ему написано (II,5). Батюшка, ведь ребенок, может быть, свое счастье прорекает: авось-либо сподобит Бог быть ему и впрямь твоим племянничком (III,5).

Эти несбыточные упования актуализируют в категориальном аппарате “Недоросля” сугубо трагедийный мотив пророчества-рока. Судьба, настигающая семейство Простаковых, обрушивает на них пусть заслуженную, но, тем не менее, вполне трагическую кару утраты: как справедливо заметил П.А. Вяземский, “в наших комедиях начальство часто занимает место рока (fatum) в древних трагедиях” . Этот финал -- утрата того, чем персонаж обладал при завязке -- классическая структура соотношения исходной ситуации и развязки трагедийных текстов. Все бытовые персонажи “Недоросля” что-нибудь теряют: г-жа Простакова -- власть и сына, Скотинин -- невесту и ее деревеньки со свиньями, Митрофан -- беспечальную жизнь в родительском доме (“Правдин. Пошел-ко служить...” -- V, явл, последнее). Ничего не теряют только те, кому терять нечего. Простаков и Еремеевна остаются при своем, как Стародум без табакерки, но свое для них -- это полное и бессловесное личное рабство, которого не может отменить даже указ об опеке. И если принять за чистую монету ту гармонию, которую Правдин именем правительства насильственно водворяет в искаженном безумием мире простаковского имения, то разве это не трагический исход тоже?

В итоге приходится констатировать факт: та группа персонажей, которая концентрирует в себе квинтэссенцию комизма “Недоросля”, в своих формально-драматургических параметрах всесторонне выстроена инвариантами трагедийной структуры, что и дает совершенно невероятное жанровое определение: комедия... рока.

Совершенно ту же самую картину, но развернутую на 180°, можем наблюдать в противоположном мире “Недоросля”. Образы героев-идеологов комедии, созданные по этико-эстетическим установкам высоких жанров оды и трагедии, развернуты в действии сугубо комедийной структуры.

Несмотря на то, что Стародум носит “старую” фамилию, он в комедии -- “новый человек”, новатор, как и положено это герою комедии . История его рода не идет дальше Петровской эпохи -- по сравнению с шестым днем творения это достаточно “ново”, даже если не учитывать того очевидного факта, что эпоха Петра I общепризнанно открывает собой период новой русской истории. И если Стародум думает по-старому при Екатерине II, то это на самом деле значит, что он думает по-новому.

Перипетия, которая совершается для героев-идеологов в “Недоросле”, тоже носит отчетливо комедийный характер поворота от несчастья к счастью. В завязке комедии Софья, попавшая к Простаковым после смерти матери и разлученная с Милоном, глубоко несчастна, да и Милон, потерявший следы своей возлюбленной и терзаемый подозрениями, что его любовь безответна, появляется несчастным на сцене, но исходное несчастье и взаимная утрата увенчаны полным и совершенным счастьем Софьи и Милона в финале комедии:

Софья. Сколько горестей терпела я со дня нашей разлуки! Бессовестные мои свойственники... Правдив. <...> не спрашивай о том, что столько ей прискорбно...” (II,2); Милон. <...> и, что еще горестнее, ничего не слыхал я о ней во все это время. Часто, приписывая молчание ее холодности, терзался я горестию. <...> Не знаю, что мне делать в горестном моем положении. (II,1). Милон (обнимая Стародума). Мое счастье несравненно! Софья (целуя руки Стародумовы). Кто может быть счастливее меня! (IV.6).

Правдин, переживающий “несчастье целого дома” Простаковых как свое собственное, счастлив возможностью “положить границы злобе жены и глупости мужа” (II, 1); Стародум переживает эту комедийную перипетию буквально за один момент, ибо сам его приезд, равнозначный избавлению Софьи от вынужденного брака, и является той самой точкой осуществления комедийной перипетии, которой подводит окончательный итог “явление последнее” комедии:

Стародум. Ничто так не терзало мое сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так собою доволен, как если случалось вырвать добычу из рук порока <...> (III,2); Стародум (к Правдину, дерзка руку Софьи и Милона). Ну, мой друг! Мы едем. Пожелай нам... Правдин. Всего счастья, на которое имеют право честные сердца (V, явл. последнее).

И даже тогда, когда по этой линии действия добродетельный персонаж, пусть хотя бы в словесном плане, оказывается на грани смерти, в его репликах актуализируется мотив жизни. В мире героев-идеологов даже война не столько чревата погибелью, сколько служит средством утверждения жизненных принципов. Не случайно и слово “смерть” принципиально отсутствует в лексиконе положительных персонажей, даже когда речь идет о жизни на грани смерти:

Стародум. В самое то время <...> услышали мы нечаянно, что объявлена война. Я бросился обнимать его с радостию. “Любезный граф! Вот случай нам отличить себя. Пойдем тотчас в армию и сделаемся достойными звания дворянина” <...> (III,1); Стародум. Как! Будучи в сражениях и подвергая жизнь свою... <...> Милон. Он [военачальник] <...> славу свою предпочитает жизни. <...> неустрашимость его состоит, следственно, не в том, чтоб презирать жизнь свою. <...> Мне кажется, храбрость сердца доказывается в час сражения, а неустрашимость души во всех испытаниях, во всех положениях жизни (IV,6).

И конечно, далеко не случайно в рассуждениях добродетельных персонажей о риске жизнью всплывает такая субстанциально-комедийная категория, какой является всесильный двигатель этого типа действия -- случай. Многочисленные случайные встречи близко знакомых людей в поместье Простаковых исследовательская традиция тоже склонна рассматривать как огрех драматургической техники Фонвизина: “Милон неожиданно встречает в доме Простаковых любимую им девушку, Правдин -- Милона, Стародум находит в нем племянника друга своего, графа Честана, даже Вральман оказывается знакомцем Стародума, у которого был кучером” . В этих многочисленных случайностях комедии многие литературоведы видят превышение меры драматургической условности, искусственную концентрацию событий и совпадений в пределах сценического времени .

Но если отнестись к случайности как к жанрообразующей категории, то станет очевидно, что такая концентрация случайных совпадений в “Недоросле” далеко не случайна: это жанровая доминанта, эстетическая характеристика мира героев-идеологов. Так же как трагедийное слово “смерть” не сходит с уст бытовых персонажей “Недоросля”, комедийное слово “случай” прочно утверждается в кругу понятий героев-идеологов: всесильный комедийный случай правит жизнью отвлеченных риторических персонажей, чей художественный генезис восходит к высоким жанрам и одо-трагедийному типу образности:

Милон. Как я рад, любезный друг, что нечаянно увиделся с тобой! Скажи, каким случаем... (II,1); Милон. Любезная Софья! Скажи мне, каким случаем здесь нахожу тебя? (II,2); Стародум. <...> услышали мы нечаянно, что объявлена война. <...> Любезный граф! Вот случай нам отличить себя. <...> Многие случаи имел я отличить себя. <...> Тут слепой случай завел меня в такую сторону, о которой мне отроду и в голову не приходило. <...> я видел тут множество людей, которым во все случаи их жизни ни разу не приходили ни предки, ни потомки. (III,1); Стародум. Случалось быть часто раздраженным <...> (III,2); Правдин. Я найду случай представить тебя после (III,5); Милон. Признаюсь вам искренно, что показать прямой неустрашимости не имел я еще никакого случая (IV,4); Стародум. На первый случай сгодилось бы и к тому, что ежели случилось ехать, так знаешь, куда едешь (IV,8); Милон. Я думаю, в этом случае и ваш лоб был бы не крепче ученого (IV,8).

Поддержанное благосклонностью комедийного случая, действие! “Недоросля” для добродетельных героев развивается по типично комедийной схеме обретения: Стародум, обретший материальный достаток за пределами текста, обретает в действии племянницу с “сердцем честного человека”, Милон и Софья обретают друг друга, Правдин, как будто ничего особенного не получивший, кроме возможности обуздать произвол, на самом деле тоже обретает, и едва ли не больше других: утрата иллюзий относительно “человеколюбивых видов вышней власти” -- в конечном счете тоже обретение, и принципиальное для героя-идеолога, поскольку оно совершается в сфере духа.

Однако при этом сверхблагополучном исходе действия комедии; его трагический обертон не только весьма ощутим, но даже и подчеркнут той невероятно высокой концентрацией случайностей, которая нужна, чтобы удержать логику событий в сфере комедийной структуры. Случай и только случай с неизменной закономерностью отделяет добродетельных персонажей от подлинно трагического для них возможного исхода событий. И разве не трагично то, что идеальная добродетель в своем стремлении к нормальной разумной жизни может уповать только на счастливый случай и внешнюю поддержку? Так второй мирообраз “Недоросля”, целиком выстроенный на идеолого-эстетическом категориальном аппарате высоких жанров, обретает не менее парадоксальные, чем первый, жанровые очертания трагедии... случая.

До сих пор мы рассекали действие и текст комедии “Недоросль” надвое. Пора, наконец, вспомнить, что это одно действие и один текст, в котором на равных правах, в постоянной системе аналогий и оппозиций функционируют два типа художественной образности, два мирообраза, две жанровые установки: универсальное двоение всех уровней поэтики “Недоросля” доходит, наконец, до своего логического завершения. Под напором двоящегося слова, двоящихся типов художественной образности, двоящегося мирообраза и двойной сферы жанрового тяготения текста “Недоросля” к трагедии и комедии двоится сама традиционно единая структура драматического произведения, в котором, с аристотелевско-европейской точки зрения, должен быть один конфликт и одно действие.

Пожалуй, утверждение И.А. Гончарова о том, что в грибоедовском “Горе от ума” “две комедии как будто вложены одна в другую” [Гончаров И.А., Собр. соч., 1980, т. 8, стр. 45], может быть применено к “Недорослю” едва ли не с большим успехом. В этом повинно все то же самое каламбурное слово, изначально решительно размежевавшее все структурные элементы комедии. Между персонажами, чьи среды обитания (дом и мир) так различны, чьи образы сформированы столь разными (вещь и понятие) категориями и чьи уровни владения словом (предметное и переносное значение) исключают какой бы то ни было диалог, основу любого драматического действия, невозможен никакой личностный конфликт, который охватил бы всех персонажей многофигурной композиции “Недоросля” одним противоречием. Отсюда -- естественный переход конфликта в сферу надличностную и его дробление.

В конфликте “Недоросля” происходят постоянные “обманные движения” и подстановки. Как и любой драматургический текст, комедия Фонвизина должна была бы обозначить свою конфликтную сферу с самого начала. Однако та линия политического противостояния, которая намечается в первых пяти явлениях (спор о кафтане, г-жа Простакова и Тришка, крепостница и крепостной), не находит развития в действии комедии. Конфликт, стало быть, переходит на уровень бытового нравоописания (борьба Митрофана и Скотинина за право присвоить деньги Софьи -- I,4; II,3). Появление же на сцене Правдива и Стародума, сразу ознаменованное диалогом о неизлечимой болезни русской власти (III, 1), переводит его в сферу идеологическую .

Из этих трех возможностей реализации конфликта в действии комедии актуализируются только две: политический субстрат, на который намекает столкновение хозяйки поместья с крепостным портным, так и остается под спудом действия, ибо единственный сюжет, в котором этот конфликт мог бы развернуться, -- бунт крепостных -- был, естественно, немыслим на русской сцене. Следовательно, приходится признать, что в комедии “Недоросль” два конфликта: семейно-бытовое соперничество за руку богатой невесты, порождающее любовную интригу, которую венчает помолвка Милона и Софьи, и идеологический конфликт идеальных понятий о природе и характере власти, категорически не совпадающих с ее практическим бытовым содержанием. Этот конфликт продуцирует нравственно-идеологическое противостояние реального властителя-тирана г-жи Простаковой и носителей идеальной концепции власти Стародума и Правдина, которое и увенчано лишением г-жи Простаковой ее политических прав.

Таким образом, каждый из двух конфликтов развернут в самостоятельном действии, которых, естественно, в комедии Фонвизина тоже: оказывается два, причем внутри каждого лагеря персонажей эти действия распределяются по закону кривозеркального (или, если угодно, каламбурного) отражения однотипных драматургических ситуаций. Если г-жа Простакова осуществляет тираническую власть на деле (“То бранюсь, то дерусь; тем и дом держится <...>” -- II,5), то Стародум и Правдин обсуждают проблему власти и условий ее перерождения в тиранию. Вскармливание Митрофана пародически соответствует просвещению умов Правдина и Софьи, псевдоэкзамен Митрофана предварен истинным экзаменом Милона на право называться честным человеком, драка Митрофана и Скотинина за право присвоить наследство Софьи сопровождает борьбу Милона за счастье с любимой девушкой и т.д. Причем каждое из этих действий “Недоросля” обладает полным набором композиционных элементов структуры: исходной ситуацией, развитием, кульминацией и развязкой -- и этот двойной набор соответственно удваивает композиционные элементы действия комедии в целом.

Если в стане героев-идеологов происходит истинно-результативное действие со знаком “плюс”: освобождение Правдина от политических иллюзий, обуздание произвола и тирании г-жи Простаковой, соединение любящих друг друга Милона и Софьи, то в стане бытовых героев эти же самые элементы оказываются антидействием со знаком “минус” в смысле своей полной безрезультатности: усилия г-жи Простаковой по воспитанию Митрофана дают отрицательный эффект, ее попытки устроить судьбу сначала брата, а потом сына в браке с Софьей увенчиваются полным крахом, наконец, она сама, лишившись власти, тоже оказывается у разбитого корыта.

И если учесть то обстоятельство, что истинно результативное действие осуществляется в идеологическом говорении, а безрезультатное охватывает собою вещный мирообраз достоверного физического быта, то приходится признать мирозиждительную силу слова-мнения, которое правит миром “Недоросля” отчасти даже в сакральном смысле. “В начале было Слово” -- и письмо Стародума творит живой движущийся мир комедии. В конце -- тоже слово, “Страшный Суд” наместника воскрешает мертвые души “Недоросля” для того, чтобы сокрушить этот сущий, но недолжный мир. Так сакральные ассоциации сюжета и композиции комедии усугубляют невероятную емкость фонвизинской картины русской жизни, возводя ее общий абрис к универсальному вневременному сюжетному архетипу Евангелия и Апокалипсиса: пришествие новой ипостаси Божества, несущей Новый завет погрязшему в пороках, изжившему себя ветхому миру и возвещающей Страшный Суд грешникам в конце времен.

Синтез инвариантных элементов двух оппозиционных рядов жанровой иерархии XVIII в., поделившей литературу на области высокого идеального и низкого бытового мирообразов, сложная система их параллельного и перекрестного совмещения в “Недоросле” породили принципиально новый эстетический статус литературного произведения. Если ранее сама категория жанра, замыкающая в жесткую систему инвариантных элементов заданной структуры каждый входящий в систему этого жанра текст, делала его своеобразным способом конструирования словесной модели мира под определенным углом зрения, т.е. модели моноскопической, то комедия Фонвизина, совместив в себе две жанровые структуры, два набора инвариантов, два угла зрения и два способа словесного моделирования жизненных связей, создала эффект стереоскопический. Отсюда модель действительности, продуцируемая “Недорослем” в целом, приобрела доселе неведомую русской литературе объемность, всеохватность и универсальность. Пожалуй, невозможно найти в русской литературе XVIII в. другой текст, который при столь же компактном объеме был бы столь же репрезентативен в отношении масштабов охвата русской действительности и литературной жизни, как “Недоросль”.

П. А. Вяземский, Из книги «Фонвизин»

В комедии «Недоросль» автор имел уже цель важнейшую: гибельные плоды невежества, худое воспитание и злоупотребления домашней власти выставлены им рукою смелою и раскрашены красками самыми ненавистными... В «Недоросле» он уже не шутит, не смеется, а негодует на порок и клеймит его без пощады: если же и смешит зрителей картиною выведенных злоупотреблений и дурачеств, то и тогда внушаемый им смех не развлекает от впечатлений более глубоких и прискорбных...

Невежество же, в коем рос Митрофанушка, и примеры домашние должны были готовить в нем изверга, какова мать его, Простакова... Все сцены, в которых является Простакова, исполнены жизни и верности, потому что характер ее выдержан до конца с неослабевающим искусством, с неизменяющеюся истиною. Смесь наглости и низости, трусости и злобы, гнусного бесчеловечия ко всем и нежности, равно гнусной, к сыну, при всем том невежество, из коего, как из мутного источника, истекают все сии свойства, согласованы в характере ее живописцем сметливым и наблюдательным.

Успех комедии «Недоросль» был решительный. Нравственное ее действие несомненно. Некоторые из имен действующих лиц сделались нарицательными и употребляются доныне в народном обращении. В сей комедии так много действительности, что провинциальные предания именуют еще и ныне несколько лиц, будто служивших подлинниками автору.

Н. В. Гоголь, Из статьи «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность»

Комедия Фонвизина поражает огрубелое зверство человека, происшедшее от долгого бесчувственного, непотрясаемого застоя в отдаленных углах и захолустьях России. Она выставила так страшно кору огрубенья, что в ней почти не узнаешь русского человека. Кто может узнать что-нибудь русское в этом злобном существе, исполненном тиранства, какова Простакова, мучительница крестьян, мужа и всего, кроме своего сына... Эта безумная любовь к своему детищу и есть наша сильная русская любовь, которая в человеке, потерявшем свое достоинство, выразилась в таком извращенном виде, в таком чудном соединении с тиранством, так что, чем более она любит свое дитя, тем более ненавидит все, что не есть ее дитя. Потом характер Скотинина - другой тип огрубенья. Его неуклюжая природа, не получив на свою долю никаких сильных и неистовых страстей, обратилась в какую-то более спокойную, в своем роде художественную любовь к скотине, наместо человека: свиньи сделались для него то же, что для любителя искусств картинная галерея. Потом супруг Простаковой - несчастное, убитое существо, в котором и те слабые силы, какие держались, забиты понуканьями жены, - полное притупленье всего! Наконец, сам Митрофан, который, ничего не" заключая злобного в своей природе, не имея желанья наносить кому-либо несчастье, становится нечувствительно, с помощью угождений и баловства, тираном всех, и всего более тех, которые его сильней любят, то есть матери и няньки, так что наносить им оскорбление - сделалось ему уже наслаждением.

В. О. Ключевский, Из статьи «Недоросль» Фонвизина (Опыт исторического объяснения учебной пьесы)

В комедии есть группа фигур, предводительствуемая дядей Стародумом. Они выделяются из комического персонала пьесы: это - благородные и просвещенные резонеры, академики добродетели. Они не столько действующие лица драмы, сколько ее моральная обстановка: они поставлены около действующих лиц, чтобы своим светлым контрастом резче оттенить их темные физиономии... Стародум, Милон, Правдин, Софья... явились ходячими, но еще безжизненными схемами новой, хорошей морали, которую они надевали на себя, как маску. Нужны были время, усилия и опыты, чтобы пробудить органическую жизнь в этих, пока мертвенных, культурных препаратах...

«Недоросль» - комедия не лиц, а положений. Ее лица комичны, но не смешны, комичны как роли, но вовсе не смешны как люди. Они могут забавлять, когда видишь их на сцене, но тревожат и огорчают, когда встречаешь их вне театра, дома или в обществе.

Да, госпожа Простакова мастерица толковать указы. Она хотела сказать, что закон оправдывает ее беззаконие. Она сказала бессмыслицу, и в этой бессмыслице весь смысл «Недоросля»; без нее это была бы комедия бессмыслиц... Указ о вольности дворянства дан на то, чтобы дворянин волен был сечь своих слуг, когда захочет...

Митрофан - синоним глупого неуча и маменькина баловня. Недоросль Фонвизина - карикатура, но не столько сценическая, сколько бытовая: воспитание изуродовало его больше, чем пересмеяла комедия.

Сама афиша объясняет характеры. П. А. Вяземский о комедии «Недоросль» …Истинно общественная комедия. Н. В. Гогопь о комедии «Недоросль» Первое появление комедии «Недоросль» на театральных подмостках в 1872 г. вызвало, по воспоминаниям современников, «метание кошельков» - зрители бросали на сцену наполненные червонцами кошельки, таково было их восхищение увиденным. До Д. И. Фонвизина публика почти не знала русской комедии. В первом публичном театре, организованном Петром I, ставились пьесы Мольера, а появление русской комедии связано с именем А.П. Сумарокова. «Свойство комедии - издевкой править нрав» - эти слова А. П. Сумарокова Денис Иванович Фонвизин и воплотил в своих пьесах. Что же вызвало такую бурную реакцию зрителя? Живость персонажей, особенно отрицательных, их образная речь, авторский юмор, так близкий народному, тема пьесы - сатира на принципы жизни и воспитания помещичьих отпрысков, обличение крепостного права. Фонвизин отходит от одного из золотых правил классической комедии: соблюдая единство места и времени, единство действия он опускает. В пьесе фактически нет развития сюжета, она состоит из бесед отрицательных и положительных персонажей. В этом - влияние современной автору европейской комедии, здесь он идет дальше Сумарокова. «Французская комедия совершенно хороша… В комедии есть превеликие актеры… когда на них смотришь, то, конечно, забудешь, что играют комедию, а кажется, что видишь прямую историю», - пишет Фонвизин сестре, путешествуя по Франции. Но Фонвизина ни в коем случае нельзя назвать подражателем. Его пьесы наполнены истинно русским духом, написаны истинно русским языком. Именно из «Недоросля» выросла басня И. А. Крылова «Тришкин кафтан», именно из речей героев пьесы вышли афоризмы «матушкин сынок», «не хочу учиться, хочу жениться», «убояся бездны премудрости»… Главная идея пьесы - показать плоды дурного воспитания или даже его отсутствия, и она вырастает до устрашающей картины дикого помещичьего злонравия. Противопоставляя «злонравных персонажей», взятых из действительности, представляя их в смешном виде, авторские комментарии Фонвизин вкладывает в уста положительных героев, необычайно добродетельных лиц. Словно не надеясь, что читатель сам разберется в том, кто плох и чем плох, писатель главную роль отводит положительным героям. «Правда - Стародум, Милон, Правдин, Софья не столько живые лица, сколько моралистические манекены; но ведь и их действительные подлинники были не живее своих драматических снимков… Они являлись ходячими, но ещё безжизненными схемами новой хорошей морали… Нужны были время, усилив и опыты, чтобы пробудить органическую жизнь в этих пока мертвенных культурных препаратах», - писал о комедии историк В. О. Ключевский. Совершенно живыми предстают перед зрителем персонажи отрицательные. И в этом - основное художественное достоинство пьесы, удача Фонвизина. Подобно положительным героям, отрицательные носят говорящие имена, а фамилия «Скотинин» вырастает до полноценного художественного образа. В первом же действии Скотинин наивно удивляется своей особой любви к свиньям: «Люблю свиней, сестрица; а у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет из них ни одной, которая, став на задние ноги, не была бы выше каждого из нас целой головою». Насмешка автора тем сильней, что вложена в уста того героя, над которым мы и смеемся. Оказывается, что любовь к свиньям - фамильная черта. «Простаков. Странное дело, братец, как родня на родню походить может! Митрофанушка наш весь в дядю - и он до свиней сызмала такой же охотник, как и ты. Как был ещё трех лет, так, бывало, увидя свинку, задрожит с радости. . Скотинин. Это подлинно диковинка! Ну, пусть, братец, Митрофан любит свиней для того, что он мой племянник. Тут есть какое-нибудь сходство: да отчего же я к свиньям так сильно пристрастился? Простаков. И тут есть же какое-нибудь сходство. Я так рассуждаю». Этот же мотив обыгрывается автором и в репликах других персонажей. В четвертом акте, в ответ на слова Скотинина, что род его «великий и старинный», Правдин иронически замечает: «Этак вы нас уверите, что он старее Адама». Не подозревающий ничего Скотинин попадает в ловушку, с готовностью подтверждая это: «А что ты думаешь? Хоть немногим…», и Стародум перебивает его: «То есть пращур твой создан хоть и в шестой же день, да немного попрежде Адама». Стародум прямо ссылается на Библию - в шестой день бог создал сначала животных, потом человека. Сравнение заботы о свинках с заботой о жене, звучащее из уст того же Скотинина, вызывает негодующую реплику Мило- на: «Какое скотское сравнение!» Кутейкин, хитрый церковник, вкладывает авторскую характеристику в уста самого Митрофанушки, заставляя его читать по часослову: «Аз есмь скот, а не человек, поношение человеков». Сами представители рода Скотининых с комичным простодушием твердят о своей «скотской» природе. «Простакова. Ведь и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке; она была по прозванию Приплодиных. Нас детей было у них восемнадцать человек…» Скотинин говорит о сестре в таких же выражениях, в каких и о своих «милых свинках»: «Что греха таить, одного помету; да вишь как развизжалась…» Сама Простакова уподобляет свою любовь к сыну привязанности собаки к своим щенятам, и о себе говорит: «Я, братец, с тобой лаяться не стану», «Ах, я собачья дочь! что я наделала!». Особенность пьесы «Недоросль» ещё и в том, что каждый из героев говорит своим языком. Это было по достоинству оценено современниками Фонвизина: «каждый в своем характере изречениями различается». Речь отставного солдата Цыфиркина переполнена военными терминами, речь Кутейкина построена на церковно-славянских оборотах, речь Вральмана, русского немца, подобострастного с хозяевами и высокомерного со слугами, наполнена метко схваченными особенностями произношения. Яркая типичность героев пьесы - Простакова, Митрофанушки, Скотинина - выходит далеко за ее пределы во времени и в пространстве. И у А. С. Пушкина в «Евгении Онегине», и у М. Ю. Лермонтова в «Тамбовской казначейше», и у М. Е. Салтыкова-Щедрина в «Господах ташкент- цах» мы встречаем упоминания о них, все ещё живых и несущих в себе сущность крепостников, так талантливо раскрытую Фонвизиным.

23. Д.И. Фонвизин: творчество, личность. Комедия «Недоросль»: проблематика, сюжетно-композиционная структура. Исследователи о комедии

Выдающийся русский просветитель, драматург, писатель, комедиограф. Д.И. Фонвизин родился в 1745 году. Из старинного дворянского рода. Учился при МГУ в гимназии. В 1762 году переезжает в Петербург, активно участвует в литературной жизни. Испытывает на себе идеи просвещения. Его политическое и реалистическое вольномыслие.

Исследователи творчества Фонвизина Макогоненков, Москвичева, Западов в творчестве Фонвизина выделили 2 периода. Ранний период и зрелый. Ранний период завершается «Бригадиром», в зрелом 1770-80е года – время создания комедии «Недоросль». В 1769 году пишет «послание к слугам моим». Поучение смехом. С 60-х годов проходит под знаком идейно-творческого мужания. Его тяготить творческая жизнь. В 1769 году выходит «Бригадир». Важная веха в отечественной литре. Спустя 12 лет, Фонвизин продолжит тему в «Недоросле», где поставит проблему воспитания и просвещения. В 1782 году в отставку и занимается литературной деятельности. Он печатается в журнале «Собеседник любителей российского слова». Попытка издания пятитомного собрания сочинений. Последние три года своей жизни работает в журнале «Друг честных людей или стародум». В 1789 году, когда грянула французская революция, он начинает работу над автобиографической повестью. «Чистосердечное признание о делах моих и помышлений». Работа не была закончена. Это был крупнейший драматург, просветитель. В произведениях выдвигал идеалы добра, равенства и справедливости. Его традиции продолжил Грибоедов в «Горе от ума» и Гоголь в «Ревизоре».

Комедия «Недоросль»

Это вершинное произведение Фонвизина, которое тесно связано с эпохой и мировоззрением самого автора. Комедия была окончена в 1782 году. Автор выводит на сцену представителей провинциального дворянства. Помещики были развращены. Он показывает испорченность общества, которое выросло в этой среде. В комедии решается несколько вопросов, основной – проблема воспитания, эта проблема, как считает Фонвизин, государственной важности, поэтому он демонстрирует плоды дурного воспитания Митрофанушки. На выходе мы имеем Митрофанушку – следствие всего уклада жизни.

2я проблема – проблема крепостного права и проблема рабства. Устами положительных героев Фонвизин говорит: «угнетать рабством себе подобных незаконно».

Осуждается и проблема власти, резкая критика режима, основанная на тиранстве.

Сюжетно-композиционная структура комедии сложна. Условно называют 2 линии в комедии: Первая линия – бытовая – борьба за руку и наследство Софьи. Комедия построена на том, что мир простаковых и Скотининых – это мир невежественных, самовлюблённых помещиков-самодуров. Он хочет подчинить себе всю жизнь. Хочет присвоить право неограниченной власти над всеми людьми. И над крепостными, и над благородными. Делились отрицательные и положительные герои. Простаковы и Скотинины таковы, потому что такими были их предки. Среда затягивает. В отрицательных героев показываются утрата человеческого и присутствие плотского начала. Так обыгрывается мотив скотоподобия. Простакова – грубая женщина. В её доме постоянная брань, побои, она на страже порядка. Сталкиваются люди разных взглядов на жизнь.

Вторая линия – общественная. В пьесе сталкиваются люди разных взглядов на жизнь. Разница в оценке человека. Положительных героев оценивают по нравственному состоянию.

Комизм пьесы состоит в том, что грубость, жадность и невежество Простаковых и Скотининых претендуют на любезность, простодушность. Комизм основан на нелепости формы содержания. К числу выдающихся достоинств комедии относят её язык.

Говорящие фамилии. Свободно владеют речью Стародум, Правдин. Кутейкин украшает речь из духовных книг. Комедия высоко оценена Белинским: «Фонвизин очень правдиво изобразил крепостническую действительность. Выставил её как бы на позор, во всей наготе и всеобщем безобразии. Фонвизин казнил в комедии дикое невежество старого поколения и грубый лоск поверхностного и внешнего Европейского полу образования нового поколения.

Проблема художественного метода в комедии.

1я позиция. Г.В. Москвичева: «Комедия написана полностью в традициях классицизма, при этом не отрицаются реалистические тенденции».

2я позиция. Г.П. Макогоненко считал, что комедия написана в русле реализма. В последние годы в научной литературе эта позиция критикуется.

3я позиция. Ю.В. Стенник говорит о разных пластах в художественной структуре комедии.

Вершиной русской драматургии XVIII века является комедия Д. И. Фонвизина «Недоросль», первая русская общественно-политическая комедия, в которой с сарказмом осуждаются «злонравия достойные плоды». По словам Гоголя, Фонвизин создал «истинно общественную комедию», где вскрыл «раны и болезни нашего общества, тяжелые злоупотребленья внутренние, которые беспощадной силой иронии выставлены в очевидности потрясающей».

Жанр комедии известен с античных времен. Еще Аристотель определил основные признаки комедии, исходя из того, что главным в драматическом произведении является изображение человека, его характера. Поскольку люди «бывают или хорошими, или дурными», «различаются или порочностью, или добродетелью», различие между трагедией и комедией он видел в том, что комедия «стремится изображать худших», а трагедия - «лучших людей, нежели существующие». Следующий этап развития комедии^ыл связан с классицизмом, который сохранил разграничение трагического и комического, свойственное эпохе античности. Был сохранен и нравственный принцип деления людей на «лучших» и «худших». При этом в литературе классицизма «лучшими» были признаны те, которых волновали государственные дела, а «худшими» - те, что жили своими интересами.

Цель классической комедии «просвещать», высмеивая недостатки: чудачество, мотовство, лень, глупость. Однако из этого не следует, что комедия периода классицизма была лишена общественного содержания. Как раз наоборот: идеалом той эпохи, ее истинным героем был признан человек общественного склада, для которого интересы государства и нации были выше личных. Комедия была призвана утверждать этот высокий идеал путем осмеяния психологических человеческих свойств, снижавших общественную значимость личности.

Д. И. Фонвизин в «Недоросле» соблюдает классический принцип «триединства» времени, места и действия: события происходят «в деревне Простаковой» в течение суток. При этом читателей восхищает смел ость и неожиданность художественных решений, предложенных драматургом. Можно с уверенностью сказать, что в «Недоросле» Фонвизин выступил подлинным новатором. Жанровое определение комедии вызывало споры в кругах критиков. Сам драматург называл свою комедию общественной. В. Г. Белинский, отметив жанровое своеобразие данного произведения, дал его четкое определение- «сатира жанров». Критик утверждал: «Недоросль» - не художественное произведение, но сатира на нравы, и сатира мастерская. Ее действующие лица - дураки и умные: дураки все очень милы, а умные все очень пошлы; первые - карикатуры, написанные с большим талантом; вторые - резонеры, которые надоедают вам своими сентенциями». Он также отмечал, что комедии Фонвизина «никогда не перестанут возбуждать смех и, постепенно теряя чтецов в высших со стороны образования кругах общества, тем более будут выигрывать их в низших и делаться народным чтением».

Историк В. О. Ключевский, оспаривая определение, данное Белинским, утверждал, что «Недоросль» является комедией положений: «В Не- доросле» дурные люди старого закала поставлены прямо против новых идей, воплощенных в бледные добродетельные фигуры Стародума, Правдина и других, которые пришли сказать тем людям, что времена изменились, что надобно воспитываться, мыслить и поступать не так, как они это привыкли делать».

Исходя из современного определения жанров, рассмотрим художественные и жанровые особенности общественно-политической комедии «Недоросль». В основе комедии - традиционный мотив сватовства и борьбы женихов за героиню. События, о которых повествует комедия, имеют следующую предысторию. У Софьи, главной героини комедии, умирает мать. Дальняя родственница Простакова увозит девушку в деревню и решает выдать Софью за своего брата Скотинина. В это время Софья получает письмо от своего дяди Стародума, из которого все узнают, что она богатая наследница. Это кардинальным образом меняет стратегию поведения Простаковой, которая решает «пристроить» своего оболтуса-сынка Митрофанушку. Тот с радостью принимает решение маменьки, ибо учеба ему давно опостылела: «Час моей воли давно пришел. Не хочу учиться, хочу жениться».

Однако на арене борьбы за богатую невесту Милон, которого любит Софья, расстраивает планы Простаковой. Такова любовная линия пьесы. Однако не только она была в центре внимания драматурга.

Действие в комедии объединяет всех персонажей и одновременно делит их на «злонравных» и «добродетельных». Первые сосредоточиваются вокруг Простаковой, вторые - вокруг Стародума. Диалоги персонажей второй группы, по сути, представляют собой изложение положительной программы самого Фонвизина. В них идет речь о просвещенном монархе, о назначении дворянина, о браке и семье, о воспитании молодых дворян и о том, что «угнетать рабством себе подобных беззаконно». Особенно ярко это проявляется в назидательной, дидактической речи Стародума, обращенной к Софье. Стародум размышляет о богатстве («по моему расчету, не тот богат, который отсчитывает деньги, чтоб прятать их в сундук, а тот, который отсчитывает у себя лишнее, чтоб помочь тому, у кого нет нужного»), знатности («без знатных дел знатное состояние ничто»). Его выводы отображают систему взглядов и принципов екатерининской эпохи: «Честному человеку никак простить нельзя, ежели недостает в нем какого-нибудь качества сердца... Честный человек должен быть совершенно честный человек».

Персонажи первой группы изображаются в комедии сатирически, карикатурно. Против чего выступает Фонвизин? Против невежества дворян, «тех злонравных невежд, которые, имея над людьми свою полную власть, употребляют ее во зло бесчеловечно». Против потребительского отношения к жизни, которое определяется всей атмосферой усадебного быта. Против бессердечия и деспотизма господ, их нежелания признавать за крепостными права на равенство с «благородными». Таким образом, данная комедия имеет яркую общественно-политическую направленность. По словам В.Г. Белинского, комедии Фонвизина, в том числе «Недоросль», не являются комедиями в художественном значении, но они - «прекрасные произведения беллетристической литературы, драгоценные летописи общественности того времени».