На побережье какого моря проживают поморы. Поморы. Кто сделал Север русским. В целях выяснения

В публикациях газет и журналов можно найти сведения о русских этносах - о казаках, о великороссах, малороссах, белорусах и русинах. Но очень мало рассказывается о древнем русском народе - поморах. Народе живущем на окраинных землях легендарной Гипербореи и на территории исчезнувшей страны Биармии. А ведь поморы немало сделали и делают для русского государства. Из поморов вышли такие знаменитые люди, как ученый Михаил Ломоносов, Адмирал Флота Советского Союза Николай Кузнецов, скульптор Федор Шубин, а также Ермак Тимофеевич (некоторые области России оспаривают поморское происхождение Ермака), Семен Дежнев, Ерофей Хабаров,Атласов и многие другие землепроходцы, которые ещё задолго до казаков проникали за Урал и осваивали Сибирские земли, а позже вели освоение Дальнего Востока и Аляски. Бессменный управитель Аляски Александр Баранов тоже был родом из поморов. Для сведения - нынешний город Ситка (штат Аляска) раньше назывался Новоархангельск.

Поморы были в значительной степени изолированы от основной массы русского народа — так, что многие исследователи считают их отдельным субэтносом и даже этносом.

Не будем вдаваться в эти споры, просто констатируем факт: большие расстояния, религиозные отличия (большинство поморов были староверами, причем формировали отдельную ветвь среди прочих бесчисленных староверских течений — поморское согласие), иной жизненный уклад (поморы не знали ни крепостного права, ни разорительных набегов и войн, от которых веками страдали южные регионы страны) и соседство с теми народностями, с которыми не сталкивались жители других русских областей — все это наложило значительный отпечаток на поморскую культуру.

БИАРМИЯ И ЗАВОЛОЧЬЕ

Север Европейской части России в IX - XIII веках скандинавские мореплаватели называли Биармией(1222 г. — последний год упоминания Biarmia в скандинавских летописях). Словене - ильменские (новгородцы) называли эти земли Заволочьем, или Двинской землёй. Заволочье лежало к востоку от системы волоков, соединяющих бассейны рек Невы, Волги, Северной Двины и Онеги в районе Белого и Кубенского озёр.

Специфика жизни человека в условиях Севера формировала и особый тип населения. Поморы - отличительное самоназвание (этноним) коренной этнической общности европейского Севера России (Поморья), восточные соседи норвежцев, живущие по берегам северорусских рек и морей. Это самый северный восточнославянский народ в мире, антропологически относящийся к северо-европейскому типу.

Поморы могут считаться одними из самым древних по времени возникновения субэтносом России.Этноним “поморы” возник не позднее 12 века на юго-западном (Поморском) берегу Белого моря, и в течении 14-16 вв распространился далеко на юг и восток от места своего возникновения. Заметим, что России в то время ещё не существовало, а название «великороссы» возникло только в XIX веке.

Что же повлияло на формирование поморского этноса?

Этногенез поморов был обусловлен слиянием культур протопоморских, преимущественно угро-финских (чудских) племен Беломорья и первых древнерусских колонистов, словен ильменцев, активно заселявших территории Заволочья. О совместном проживании чуди и первых словенских переселенцев свидетельствуют письменные источники, археологические находки, топонимика, фольклорные предания.

Словене-ильменцы, выходцы из Великого Новгорода, которые, придя на земли заселённые чудью, угро-финскими и другими племенами, перемешались с ними и ассимилировали последних.

Коренные жители Биармии окончательно покорены Новгородцами в XI веке, повествует двинский летописец, но ещё в IX веке купцы Великого Новгорода усеяли своими факториями все главнейшие реки Биармии, а упорные язычники из других мест тогдашней России, бежав на север со своими богами, еще более усилили здесь славянский элемент. После крещения Руси в 988 году сюда уходили русичи, которые не приняли христианство. Вплоть до XIX века в Поморье существовали поселения, где исповедовали дохристианскую веру.

В антропологическом типе «северных русских» поморов наблюдаются некоторые финские черты, возникшие от смешанных браков. Гораздо позже долю своей крови добавили выходцы из Владимиро-Ростово-Суздальских земель, а еще позже норманны - викинги или просто норвежцы - скандинавы.

Всё ,в комплексе, привело к возникновению поморского языка («Поморска говоря»), отличному от остальной Руси.

Ввиду тесной связи поморов с Норвегией и того, что поморы жили в северной Норвегии и на островах Грумант (Шпицберген), образовался язык Русьнорг (70% поморские слова, остальное - норвежские). Русьнорг был запрещён для использования большевиками в 1917 году.

Антропологически поморы отличаются ростом выше среднего, светлыми волосами и цветом глаз.

ВИКИНГИ

С XII века Заволочье стало яблоком раздора. По преданиям местных жителей, схватки происходили не только между русскими и чудью, но и между новгородскими боярами и ростово-суздальскими князьями.Регулярно приходилось «разбираться»с викингами. Новгородская летопись упоминает, что норманны (мурманы) неоднократно совершали набеги на принадлежащее Великому Новгороду Заволочье (Двинская земля). Столкновения русских с норманнами в основном происходили из-за рыбных промыслов в северных морях.

Нужно отметить, что начиная с X века походы викингов в Белое море с целью грабежа и разбоя были обыденным делом. Норвежские саги подробно повествуют о “подвигах” на беломорском побережье и в устье Северной Двины многих морских разбойников, носивших характерные имена, такие, как Эйрик Красная Секира, Харальд Серый Плащ, Торер Собака и другие. Не брезговали набегами на богатый край и дружинники норвежских королей, а впоследствии и шведы, благо серьёзного отпора от неорганизованного коренного чудского населения они не получали.

Но дело совсем изменилось, когда в крае появились руссичи. Они не только успешно отражали нападения заморских пришельцев, но нередко сами переходили в наступление, совершая походы на Норвегию. Для защиты своей территории норвежцы были вынуждены построить на севере страны в 1307 году крепость Вардехус, в старину называвшуюся поморами Варгаевым (теперешний город Варде)…

Об одном из эпизодов этой длительной борьбы в Двинской летописи говорится так: “Николаевский Корельский монастырь Мурмане (норвежцы,) пришедши в числе 600 войною с моря в бусах и шнеках (небольшие парусно-гребные скандинавские суда,) в 1419 году пожгли и чернцов посекли”.

Жители Заволочья даже платили Норвегии дань, а иногда и сами совершали набеги на норвежские земли (1349, 1411, 1419 и 1425 гг.) грабили норвежские поселения, захватывали девушек и замужних женщин (иногда с детьми) и вывозили в Поморье. Вот откуда у поморов скандинавские гены.

После раскола Православной церкви в XVII веке сюда уходили люди, не принявшие нововведений Никона. Более того, в Поморье развернулось мощное старообрядческое движение. Соловецкая обитель сопротивлялась царским войскам более 7.5 лет. Со временем эти факторы сформировали Древнерусскую Поморскую Православную церковь. Следующим условием, которое повлияло на формирование поморского этноса, было то, что поморы не знали крепостного права и Ордынского ига. О свободолюбии и самостоятельности поморов говорят следующие факты: царские чиновники обращались к поморам только по имени и отчеству, а в остальной России людей называли по уменьшительным прозвищам. Решения «Поморского Мира»(что-то вроде Казачьего Круга, но с большими полномочиями) не решался отменять даже Иоанн Грозный. А в 1589 году в противовес Судебнику 1550г, рассчитанному на крепостное право, был разработан «Поморский Судебник», в котором особое место уделялось «Статьям о бесчестии».

Поморы - народ арктических мореплавателей, зверобоев и рыбаков - единственный (!) коренной морской народ в Западно-сибирской части Арктики. Ни один другой коренной народ Северо-запада России - ни саамы, ни ненцы, ни карелы, ни коми не ходили в море и не занимались дальними морскими промыслами.

Многие морские термины поморов не относятся ни к славянскому, ни к угро-финским языкам.

Как и норвежцы, поморы - морской народ. Но, в отличие от длинных и узких кораблей норвежцев (которые плавали в узких фьордах и по открытой воде), корабли поморов были приспособлены к плаваниям среди льдов. Поэтому норвежцы долгое время не имели представления о пространствах и землях, которые лежат за арктическими льдами восточнее Белого моря.

С глубокой древности единственными хозяевами этих арктических пространств были поморы.

За много столетий до Баренца поморы открыли и освоили всю восточную часть Баренцева моря - Новую Землю (которую поморы называют «Матка»). Поморы с давних пор освоили Шпицберген (по-поморски «Грумант»), и совершали многомесячные плавания по северному морскому пути в Сибирь и даже на Дальний Восток - до Охотского моря (по-поморски «Ламского моря»).

Тем самым поморы сыграли особую роль в освоении северных морских путей и развитии судостроения. "Вечными мореходами" метко окрестил их известный русский адмирал Литке.

Писатель Михаил Пришвин во время своего путешествия на Север с удивлением узнал, что «до сих пор еще русские моряки не считаются с научным описанием Северного Ледовитого океана. У них есть собственные лоции… описание лоции поморами почти художественное произведение. На одной стороне — рассудок, на другой — вера. Пока видны приметы на берегу, помор читает одну сторону книги; когда приметы исчезают, и шторм вот-вот разобьет судно, помор перевертывает страницы и обращается к Николаю Угоднику.

Никола - Морской бог. Так называли и называют поморы св. Николая Чудотворца, которого во всем мире признают покровителем мореплавателей.

Однако хоть святой исцелитель и освободитель, однако в поморском представлении он мстителен и обидчив будто языческий бог.

Поморские кочи преодолевали в сутки 150-200 километров в то время, как английские купеческие суда - около 120 километров, а голландские фрегаты - лишь до 80-90 километров.

На этих уникальных судах поморы достигали таких арктических широт, которые были недоступны никаким другим судам с металлическим корпусом и механическими двигателями. Уникальны они были не только своей защитной «шубой», но также яйцевидной формой корпуса. Днище корпуса было округлым, напоминавшим половинку ореховой скорлупы. Если льды сдавливали такое судно, его корпус не раздавливался, а выжимался наружу. Эти суда, слывшие самыми долговечными на протяжении пяти столетий, приобрели, благодаря мастерству и пытливости ума поморских мастеров, ещё одну необычную особенность: корма и нос имели практически одинаковую форму и срезаны были под углом 30 градусов, что позволяло легко вытаскивать их на берег.

Некоторое количество кочей сохранилось до начала ХХ века, когда на них обратил внимание и по достоинству оценил Ф. Нансен, задумавший к тому времени трудную экспедицию на Северный полюс. При выборе прототипа для строительства судна «Фрам», которое, по замыслу, должно было дрейфовать во льдах, он отказался от всех новейших типов стальных кораблей и принял решение построить судно по опыту кочевых мастеров, из лучших пород дерева, с яйцевидной формой корпуса, чем обеспечил успешное проведение экспедиции.

Адмирал С.О. Макаров, разрабатывая модель первого в мире ледокола, воспользовался советом Нансена и также остановил свой выбор на яйцевидной форме корпуса и, по образцу поморских кочей, срезал носа и кормы. Эти гениальные изобретения древних поморских мастеров оказались настолько удачны, что и сегодня, через столетие после создания первого в мире макаровского ледокола «Ермак», они считаются непревзойдёнными для строительства судов ледового плавания.

…А студёные северные моря бороздят сегодня правнуки древних поморских судов - атомоходы «Сибирь», «Арктика», «Россия», так поразительно похожие на своего незаслуженно забытого, красивого, технически совершенного пращура - древнего коча.

Волей судьбы они стали ему достойным памятником.

Поморы и сегодня никуда не исчезли. Сохранился стереотип поведения, самоназвание, этническое самосознание и чувство «особости». Поморский дух и поморский характер - вот ценности, которые выковали наши предки на протяжении веков, ведя борьбу за самовыживание и существование в суровых условиях Севера и освоения Арктики. Именно эти ценности продолжают определять сущность современных поморов.

К сожалению Поморье постепенно пустеет,Высокая смертность и отток населения вызван тем,что центр варварскими методами выкачивая из края нефть, газ,алмазы и лес, ничего не хочет давать взамен.

На сегодня на Русском Севере живут как потомки первоначальных обитателей края, так и потомков тех этносов, которые поселились вместе с русскими поселенцами. Подавляющее большинство жителей края - русские. Антропологически русские Севера отличаются ростом выше среднего, светлыми волосами и цветом глаз.

В основном местные русские жители отличаются всеми характерными чертами, присущими этому этносу, что во многом объясняется преобладанием среди них городских жителей (более ¾ всего русского населения Севера), высоким уровнем образованности, ликвидацией за ХХ столетие оторванности края от основной территории России. Тем не менее, Русский Север также является местом, где сложились уникальные русский субэтнос - поморы, а также субэтнические группы - пустозеры и усть-цилемы.

Русские поморы

Поселившиеся на берегах Белого и Баренцева морей потомки новгородских ушкуйников составили своеобразную субэтническую группу русского этноса, известную под названием поморов. Впервые слово «поморы» (точнее, «поморцы») упоминается в 1526 году, но уже в качестве устоявшегося самоназвания, так что родилось это понятие на несколько веков ранее.

Поморы могут считаться самым древним по времени возникновения субэтносом России. Словом «помор» иногда ошибочно называют всех жителей Русского Севера, хотя под ним фактически подразумеваются даже не жители морского побережья, а лишь «морского дела старатели» - рыбаки, охотники на морского зверя, моряки, живущие морскими промыслами. Словом, поморы «живут не с поля, а с моря», как гласит поморская поговорка. Вот такое определение поморам дал писатель архангелогородец Николай Васильевич Латкин (1832-1904) в своей статье, помещенной в знаменитой Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Он писал: «Поморы местный термин, ныне ставший всеобщим для промышленников Архангельского, Мезенского, Онежского, Кемского и Кольского уездов Архангельской губернии, занимающихся рыбным (преимущественно тресковым), палтусиным, отчасти акульим и нерпичьим промыслами на Мурмане... и в северной части Норвегии, в дозволенных нашим промышленникам местах. Слово «помор» произошло от Поморья..., а от «поморов» перешло и на их суда, на которых они доставляют продукты своего лова в Архангельск и Петербург» . Итак, поморы как субэтнос отличались от основной массы русского этноса, в том числе и северными русскими, своими традиционными хозяйственными занятиями - рыболовством и морскими промыслами.

Жизнь помора действительно было невозможно отделить от рыбной ловли. Пшеница на Севере всегда была привозной. Не случайно у поморов бытовал обычай резать хлеб только стоя. Свои рожь и ячмень едва-едва прорастают и годятся разве что на корм скоту. Поэтому рыбалка здесь - образ жизни, веками сложившийся способ выживания.

Сам образ жизни поморов требовал инициативы, сметливости, сочетания терпения и выдержки с моментальной реакцией, независимостью в делах и суждениях. Так поморы и стали людьми особого склада. Показательно, что самые первые новгородские поселенцы на берегах Студеного моря в удивительно короткий срок самостоятельно создали совершенную систему морского хозяйства в условиях полярного севера, поскольку заимствовать производственные морские навыки у аборигенного населения они не могли, так как морским промыслами они не занимались. Эти успехи русских выглядят особенно впечатляющими, если вспомнить, что они были первыми и на протяжении нескольких веков единственными полярными мореплавателями. Прославленные полярные мореходы, викинги, плавали в основном в тех широтах, куда, благодаря Гольфстриму, не заходили полярные льды. Среди основных причин прекращения дальних плаваний викингов с конца XI века, а затем и полной утраты всяких связей со скандинавскими поселениями в Гренландии, ученые называют ухудшение климата в высоких широтах, приведших к «сползанию» на юг нижней границы плавучих льдов. Новгородцы же, как раз в период окончательного «затухания» плаваний викингов превращаются в мастеров арктического мореходства.

Этапы освоения русскими полярных морей выглядят впечатляюще: в XII веке новгородцы полностью освоили Белое море и совершали плавания далеко за его пределы; в частности, открыли острова Вайгач, Колгуев, архипелаг Новая Земля; в 1264 году была основана заполярная Кола, давшая название Кольскому полуострову; в XIV веке новгородцы постоянно плавают в Норвегию, с которой в 1326 году Господин Великий Новгород подписал договор о границе (эта граница существует и в настоящее время, хотя всяких конфликтов с Норвегией хватало); В XV веке, а возможно, и раньше, поморы регулярно ходят в Грумант (Шпицберген); в XVI веке через Студеное море начинается торговля Руси с Западной Европой, строятся торговые города, остроги и монастыри, в том числе Архангельск, Кола, Печенга, и др; в XVII веке поморы активно участвуют в освоении Сибири. В частности, они, продвигаясь морским ходом вдоль побережья Северного Ледовитого океана, доходят до Колымы и будущего Берингова пролива. Большинство сибирских землепроходцев, биографии которых более или менее известны, были уроженцами Русского Севера.

Корабли поморов были весьма совершенными морскими судами. Основным типом промыслового и транспортного судна на Беломорье XIII-XVI вв. стал карбас, точнее, его многочисленные разновидности. В качестве транспортных судов использовались крупные морские карбасы длиной до 12 м и даже более, шириной 2-2,5 м, с высотой борта около 1,5 м. При осадке 0,7-0,8 м они могли взять на борт более 8 тонн груза. Такие карбасы имели, видимо, одну мачту (позднее - две) с прямым парусным вооружением. Наиболее распространенными промысловыми судами для прибрежного лова были, видимо, небольшие «карбаса» длиной 6-9 м, шириной 1,2-2,1 м.

Другим поморским судном XI-XVI веков была сойма. Длина соймы была 5-12 м, грузоподъемность до 15 т, экипаж 2-3 человека.

Самым известным поморским кораблем была лодья (в литературе часто упоминается под названием «ладья»). «...В XIII-XVI вв. длина лодей достигала 18-25 м, ширина 5-8 м, высота борта 2,5-3,5 м, осадка 1,2-2,7 м, грузоподъемность 130-200 т. Корпус разделялся переборками на 3 отсека с люками в палубе. В носовом отсеке размещалась команда (25-30 чел.) и стояла кирпичная печь..., в кормовом отсеке размещался рулевой или капитан (кормщик), в среднем - грузовой трюм. Имела... три мачты... Площадь парусов достигала 460 м2, что позволяло при попутном ветре проходить до 300 км в сутки.... Щели конопатили мхом и смолили. Два якоря поднимались обычным воротом. В XVI в. грузоподъемность поморских лодей достигала 300 т...».

Из других поморских кораблей можно назвать осиновку и раньшину. Осиновка - небольшое судно поморов, выдолбленное из ствола осины с набоинами по бортам. Длина равнялась 5-7 ; высота борта - 0.5-0.8 ; осадка - 0.3 м. Могло принять на борт груз до 350 кг. Имела от 2 до 4 пар весел, иногда оснащалось мачтой. Раньшина (раншина, рончина, роншина) - парусно-гребное промысловое судно. Имело 2-3 мачты. Грузоподъемность - 20-70 тонн. Использовалась в период XI-XIX вв. с целью промысла рыбы и морского зверя в тяжелых ледовых условиях. Судно имело яйцевидную форму подводной части корпуса. При сжатии льдов оно выдавливалось на поверхность.

Для дальних морских походов в XVI-ХVII веках создавался новый тип судна - коч. На кочах Семен Дежнев открыл пролив между Азией и Америкой. Длина коча - 14, ширина - 5, осадка - 1,75 м. Грузоподъемность до 30 тонн. Численность команды 20 человек, скорость хода до 6 узлов.

Кочи - основной тип судна, предназначенного для плавания в Северном Ледовитом океане. Размеры некоторых из них достигали 25 метров в длину. По конструкции кочи делились на плоскодонные и килевые. Они отличались прочностью постройки. Суда были специально приспособлены к ледовым условиям Арктики: имели двойную деревянную обшивку, круглые обводы, придававшие им вид скорлупы ореха. Благодаря такому корпусу, коч, при сжатии льдов, выталкивался вверх.

1 Рис. Суда поморов

Морские суда поморов отличались высокими мореходными качествами. Бэрроу, английский мореплаватель, посетивший север России в 1555-1556 годах, с профессиональной завистью отметил не только большое развитие русского северного мореплавания в количественном отношении, но указал и на высокие мореходные качества русских ладей. Стоя в устье реки Кулоя, Бэрроу «ежедневно видел, как по ней спускались вниз много русских ладей, экипаж которых состоял минимально из 24 человек, доходя на больших до 30». Выходя совместно с русскими ладьями из устья Кулоя в море, Бэрроу мог отметить, что все «ладьи опережали нас», вследствие чего «русские часто приспускали свои паруса и поджидали нас» .

Мореплавание русских в полярных морях носило грандиозный характер. Только в конце XVI века и только на Мурманском берегу одновременно промышляло 7 426 поморских судов, экипажи которых в сумме превышали 30 тысяч человек . Сыновья поморов с раннего детства, примерно с 8 лет, принимали участие в морском промысле. Довольно значительным было также в морском, обычно чисто мужском, промысле, также поморских женщин. Поморки участвовали в береговом лове небольшими неводами, в подледном лове. Но в основном женщины участвовали в переработке рыбы, особенно семги, на Мурманском берегу.

На «Мурманском» (т.е.современном Баренцевом) море во второй половине XVI века русские поморы вели в довольно значительных размерах лов трески, которую вялили и сбывали норвежцам и голландцам. К концу XVI века они заготавливали сухой и соленой трески до 100-120 тысяч пудов в год, из печени трески вытапливали около 10 тысяч пудов жира. Помимо мурманской трески, у берегов Белого моря традиционно добывалась сельдь «беломорка». Она активно использовалась поморами в собственном хозяйстве, в том числе и на корм скоту.

На Груманте (Шпицбергене) поморы занимались охотой на песца, оленя, белого медведя и различного морского зверя, в особенности моржа и нерпу. Среди поморов даже сложилась своеобразная «специализация» груманлан, то есть тех, кто не рыбу ловил, а ходил на Грумант зимовать на промысел. Груманлан было достаточно много. В конце XVIII века в водах, омывающих Шпиберген, постоянно находились до 270 поморских судов с общей численностью экипажей до 2 200 человек. На архипелаге постоянно находились примерно 25 русских промысловых станов. Зимовки на Шпицбергене по несколько лет подряд были не редкостью. Известный груманланин Старостин зимовал на Шпицбергене 32 раза. Там он и умер в 1826 году.

2 Рис. Район арктических плаваний поморов

Поморы совершали также дальние плавания на Матку (архипелаг Новая Земля), а также крупные острова Колгуев, Вайгач и др. Интересно, что в названии проливов на Новой Земле присутствует чисто поморское слово «шар» (вероятно, от того, что первым мореходам приходилось «шарить» на ощупь в туманах среди скал арктических островов в поисках прохода).

Русский регулярный флот родился на севере. В 1548 году на Соловецких островах, при монастыре, возникает судостроительная верфь. В 1570 году по указу Ивана Грозного под Вологдой началось строительство кораблей для плаваний на севере и Балтике. В 1693 году на Соломбальской верфи в Архангельске начинается строительство военных кораблей (на три года раньше даты, считающейся официальной датой рождения российского флота). О дальнейших исследованиях полярных морей по недостатку места говорить не будем. Но, думается, у моряков Беринга, Чирикова, Врангеля, Седова, советских зимовщиков и летчиков были достойные предшественники.

В полярных морях задолго до создания Петром I регулярного флота поморам часто приходилось сражаться с «мурманами» - норвежцами, а также со шведами. Об этом довольно подробно рассказывают летописи XV века. О битвах с норвежцами сообщают летописи, датируя эти события 1396, 1411, 1419 годами. В 1419 г. норвежцы появились в устье Северной Двины с отрядом в 500 человек, «в бусах и в шнеках», и разорили Неноксу и несколько других погостов, а также Михайло-Архангельский монастырь, при этом были убиты все иноки монастыря. Поморы напали на грабителей и уничтожили две шнеки, после чего уцелевшие норвежские суда ушли в море. В 1445 г. норвежцы вновь появились в устье Двины, причинив большой ущерб местным жителям. Как и первый раз, поход норвежцев окончился полной неудачей. Внезапно напав на врага, двиняне перебили большое число норвежцев, убили трех их воевод и взяли пленных, которых послали в Новгород. Остальные норвежцы «вметавшиеся в корабли отбегоша». В 1496 году русские под командованием князя Петра Ушатого также одержали блестящую победу в морской битве над шведами в Белом море у нынешней Княжьей Губы.

Не только техника мореплавания поморов или их система хозяйства представляет особый интерес. Северные великороссы, включая поморов, имели в силу, отдаленности от нашествий со стороны Дикого Поля и отсутствия крепостного права, более высокий уровень образования, отличались чувством собственного достоинства, трудолюбием и деловой хваткой. Не случайно именно из поморов вышел М. В. Ломоносов. На Русском Севере дольше, чем где-нибудь в России, сохранялись многие старинные обычаи, традиции, нравы, берущие начало еще в языческой древности. Не случайно именно на Севере были записаны древние былины о киевских князьях и богатырях, давно забытые под Киевом. На Севере сохранились многие памятники архитектуры, причем речь идет не просто о древнерусской архитектуре, а именно об особенной северной русской архитектурной школе.

Поморы отличались и некоторыми качествами своего характера. Например, поморы испокон веку славились своей выносливостью. Простым примером может быть Михайло Ломоносов, шедший пешком с обозом зимой много сотен верст от Архангельска до Москвы. Но ни он сам, никто из поморов не считали это чем-то необыкновенным. Многие поморы именно так, пешком, отправлялись на промысел на Мурман.

Заметив, что в весенние месяцы, начиная с марта, в Баренцевом море скапливается больше рыбы, чем в летние, поморы стали уходить на промысел «сухопутьем», с расчетом, чтобы придти в становища накануне хода рыбы. Многие поморы, не дожидаясь открытия навигации, пока еще Белое море было покрыто льдом, двигались пешим ходом через Карелию и Кольский полуостров на побережье Баренцева моря. Так на Мурмане возник весенний (или, как говорили в старину, «вешний») тресковый промысел. Рыбаков, отправлявшихся на вешний промысел, называли «вешняками». Они ежегодно отправлялись ловить треску на Мурман, на побережье Кольского полуострова. Идти им надо было от одной только Кеми более 500 верст. При этом шли вешняки пешком или двигались на лыжах два месяца - выходили в марте, приходили туда в мае, возвращались домой поздней осенью. А в марте в тех краях еще самая зима. Переночевать на большей части пути негде. И рыбаки ночевали прямо на дороге - разводили костер и укладывались на него, закутавшись покрепче в меховую куртку с капюшоном. Интересно, что в 1944 году знаменитый норвежский путешественник Тур Хейердал, участвуя вместе с советскими войсками в освобождении Норвегии, с удивлением наблюдал, как русские солдаты, из числа поморов, спали прямо в снегу.

В 1608 году на Мурманском берегу была проведена перепись промысловых изб. К западу от Кольского залива, в «Мурманском конце» было учтено 20 становищ, в которых имелась 121 изба, к востоку от Кольского залива, в «Русской стороне» - 30 становищ с 75 избами.

На протяжении веков поморы совершали дальние плавания в полярные моря. При этом в море они чувствовали себя как дома. Например, в 1743 году группа поморов потерпела крушение на Груманте (ныне - Шпицберген). Шесть лет, вплоть до 1749 года, эти поморские робинзоны прожили на скалистом острове. За 6 лет только один из 6 поморов умер от цинги. Заметим, что это все воспринято было как обычная, даже рутинная, проблема, а не подвиг.

В XVIII веке культура поморов достигла зрелости. Но уже с конца этого столетия, однако, жизнь и быт поморов словно законсервировались. Архангельск утратил роль «окна в Европу», а также произошло «обескровливание» поморов в результате их миграций в Сибирь и в Петербург, когда Север оставили наиболее решительные и образованные люди. Все это привело к застою и хозяйства поморов. Постепенно сокращались дальние арктические плавания поморов, а в конце XIX века уже в самих полярных морях России рыболовство поморов стало резко терять значение из-за конкуренции с норвежцами. Когда по морям ходили пароходы, поморы в подавляющем большинстве продолжали плавать на карбасах. Прекратились плавания на Шпицберген, резко уменьшилось количество посещений поморами Новой Земли.

Более того, даже в Белом море иностранные корабли стали господствовать. Так, в 1894 году рыболовный промысел вели 13 русских и 232 иностранных пароходов.

3 Рис. Помор

4 Рис. Поморка

В советскую эпоху поморы утратили многие черты своей культуры. Индустриализация трансформировала традиционный уклад поморов. Понятно, что исчезло поморское деревянное кораблестроение, а сами поморы из уникальных «морского дела старателей» превратились в обычных советских колхозников. Поморское мореходство как культурный и социальный феномен исчезло, уступив место профессиональному. Почти исчезло значение религии. Во многих местах проживания поморы стали меньшинством в сравнении с многочисленным пришлым населением. Многие поморские деревни были объявлены «неперспективными» и упразднены, а их прежние жители перебрались города, растеряв свою традиционную культурную идентичность.

И все же поморы не исчезли. Само слово «помор» продолжает звучать гордо и почетно, и неудивительно, что многие северяне, даже и не поморы по происхождению, с гордостью относят себя именно к поморам. К сожалению, «поморское возрождение» периода «перестройки» и ельцинизма стало сепаратистским движением. Показательно, что его лидерами были вовсе не поморы.

«Поморское возрождение» быстро свернуло на путь самостийничества, пока, правда, в открытую не декларируя это. Но деятелями движения (точнее, их зарубежными спонсорами) сделано немало. Так, создается некая городская поморская субкультура, которая, впрочем, к реальным поморам относится так же, как современные городские «готы» к древним германцам. Начали выпускаться словари «поморьской говори» - искусственно сочиненного «языка» поморов, издание которых финансировались американским фондом Форда и норвежским Баренц-секретариатом. Для детей, опять же, на норвежские деньги, выпустили бесплатно распространяемые «Поморьские скаски» (именно так, с буквой «с»). То, что все сказки были записаны учеными начала XX века на Пинеге и местах, жители которых не занимались морскими промыслами, и, следовательно, к поморам не относились, издателей не смутило. Что бы было понятно, что представляет собой эта «говоря», приведем пример перевода одного официального названия: Наýцьно-обрáзовáтельной центрь «Помóрьской инститýт исконвéцьных (доморóдных) народов Полунóци» Полунóшного (Сиверьного) федерального университета им. М. В. Ломоносова. В оригинале этот текст выглядит следующим образом - научно-образовательный центр «Поморский институт коренных и малочисленных народов Севера Северного (Арктического) федерального университета».

Над этим можно было бы посмеяться, но самом деле вовсе не смешно. Ведь именно так полтораста лет тому назад начиналось украинское движение.

В этом поморском движении благая цель - возрождение культуры и традиционного искусства уникальной части русского этноса, быстро была утоплена в стремлении добиться для поморов статуса «малого народа», что автоматически означало получение определенных экономических благ со стороны федеральных властей, а также разжигание раскола внутри России к вящей радости зарубежных русофобов. Так, посетивший IV межрегиональный съезд поморов координатор т. н. «Международного движения по защите прав народов» Виталий Трофимов следующим образом подытожил это мероприятие: «Я не сторонник ни генетических исследований, ни исторических. Для меня народ представляет собой интерес как политическая данность. Если есть группа с устойчивой идентичностью и это не ролевая игра в светлое время суток, то народ существует». Сплошной конструктивизм. Есть общность, стремящаяся к политизации. Можно работать... До кавказских самоопределенцев далеко, но есть чему поучиться и, что главное, поучить тоже есть чему. Будем делать новый этнос» .

В 2002 году во Всероссийской переписи населения поморами назвали себя 6 571 человек. Учитывая, что тогда общей сложности 42 тысяч граждан России назвали себя хоббитами, скифами, марсианами, новоявленные «поморы» оказались в специфической компании.

Русские территориальные группы Карелии

Помимо поморов, на обширных пространствах Русского Севера сложились еще ряд мелких территориальных групп русского населения, отличавшихся как от поморов, так и от основной массы русских. В зависимости от их места проживания эти группы имели названия.

Выгозеры. Так называлась небольшая группа русских, проживавшая в районе крупного Выгозера. Их быт и культура напоминали быт и культуру соседей карел. В 30-х гг XX века, особенно после строительства Беломоро-Балтийского канала и ряда промышленных предприятий эта группа практически растворилась в многократно выросшем населении Карелии.

Заонежане. Другой, более многочисленной и сохранившейся до наших дней территоиальной группой русских стали заонежане, проживающие, как можно догадаться по названию, за Онежским озером, на территории Заонежского полуострова с прилегающими к нему обитаемыми островами.

Водлозеры - еще одна группа русских, проживающая в районе 4-го по величине озера Карелии. Эта группа сформировалась на основании преимущественно древневепсского этнического компонента, разбавленного русскими выходцами из Новгородских земель и представителями низовской («московской») колонизации.

Все эти русские группы занимались земледелием, заметное место в их хозяйстве носило озерное рыболовство. Наконец, для всех жителей Олонецкой губернии, славящейся глухими лесами, было характерна охота на пушного зверя. Как стрелки олончане прославились в 1812 году, когда на смотру в присутcтвии императора Александра I один стрелок посадил пулю в яблоко, другой - пулю в пулю, а третий расщепил их пополам.

Печорские пустозеры

На крайнем северо-востоке Европейской части России протекает река Печора, одна из самых крупных рек Европы (1809 км длины). Хотя новгородцы проникали на Печору еще в XI веке (как об этом упоминают новгородские летописи), но из-за отдаленности эта земля оставалась незанятой русскими. Обитателями края к этому времени были относящиеся к самодийской группе финно-угорской языковой семьи ненцы и энцы, которых ранее вместе называли самоедами, вероятно, от названия одной из этнических групп энцев. «Самоеды» проживали от Мезени до низовьев Енисея. Однако самоеды вовсе не были коренными жителями Печорского края. Русские, прибыв сюда, часто находили следы проживания более раннего народа: городища, печища, напоминающие пещеры, брошенные жилища, и пр. Ранее здесь обитало загадочное племя «Печора», вероятно, и давшее название реке. «Печора» упоминают в «Повести Временных лет». Под 1133 в летописи упоминаются «дани печорские», из чего можно заключить, что «Печора» платила дань Великому Новгороду. То, что в дальнейшем это племя исчезает из письменных сообщений, означает, что оно было покорено и ассимилировано ненцами. Под 1187 в «Софийском временнике» слово «печорские» дани заменено словом «пермские».

В конце XII века новгородцы начали проникать в бассейн реки Печоры, в земли, которые называли Югрой. Здесь проживали угорские народы (которые именно тогда от русских и получили прозвища «югра», которое в Европе, при записи латинским алфавитом, стало называться «ugra», благодаря чего и возникло понятие угров для обозначения отдельной ветви уральской языковой смьи). Прямыми потомками древнего народа югра являются современные ханты. Историческая Югра простиралась на севере от Северного Ледовитого океана (полуостров на границе Баренцева и Карского морей и поныне носит название Югорского, а пролив между материком и островом Вайгач называется Югорским Шаром), западной и восточной ее частями были земли по северным склонам Уральских гор.

Югра управлялась собственными князьками, имелись укрепленные городки, и новгородцы натолкнулись на серьезное сопротивление. В 1187 году в Югорской земле были убиты новгородские сборщики дани. В 1193 году тяжелое поражение от югры потерпел новгородский воевода Ядрей. Тем не менее, к началу XIII века югра все же была присоединена к Новгороду. Впрочем, подчинение Новгороду сводилось лишь к уплате дани. Слабость новгородской власти объяснялась также и тем, что «понизовцы», особенно устюжане, всячески препятствовали прямой связи югорских земель с Новгородом. Так, в 1323 и 1329 годах устюжане перехватили и ограбили новгородских сборщиков дани. В XIV веке югра начала постепенно мигрировать за Урал, где и сейчас проживают ханты и манси - два угорских этноса. Зато началось продвижение в тундру ненцев (самоедов).

По настоящему земли Печоры при московской власти начали осваиваться русскими в последние годы XV века. В самом конце XV века на Печоре уже существовало небольшое русское население вместе со столь же немногочисленными аборигенами. В жалованной грамоте Ивана III 1485 года отмечено, что Пермь-Вычегодская земля насчитывает 1 716 «луков», то есть взрослых мужчин. Все население составляло около 7 тыс. человек.

В 1499 году за Полярным кругом, на одном из полуостровов Пустоозера, связанного рукавом с Печорой, в 25 километрах от современного Нарьян-Мара, был построен острог Пустозерск, ставший центром Печоры. В 1611 году в Пустозерске было более 200 дворов постоянных жителей. В 1663 году острог был сожжен самоедами, но был восстановлен. Нападения самоедов повторялись в 1688, 1712, 1714, 1720-23, 1730-31 гг., когда вспыхивали восстания самоедов тундры, но городок продолжал существовать и процветать. Несмотря на бурную историю, Пустозерск был центром торговли с самоедами тундры. Одновременно Пустозерск стал местом ссылки. Именно здесь пребывал в заключении, и был в 1682 году сожжен с тремя единомышленниками «за великие на царский дом хулы» вождь старообрядцев протопоп Аввакум. Сюда же были сосланы Артамон Матвеев и князь Василий Голицын, «галант» царевны Софьи.

В то время городок лежал на пути из России в Сибирь. В XVIII веке был открыт более удобный южный путь в Сибирь через Уральские горы и городок на Печоре постепенно пришел в упадок. К этому добавилось обмеление рукава Печоры, на котором стоял город.

С основанием города Мезени в 1780 году Пустозерск утратил значение административного центра и стал обычным селом Печорского уезда Архангельской губернии. Торгового и промышленного значения он не имел, его население постоянно сокращалось. Если в 1843 году в Пустозерске было четыре церкви, то к концу века осталось только две, при населении в 130 человек.

Его жители составили интересную этнографическую группу - пустозеров. От прочих русских северян пустозеры отличались тем, что происходили не от потомков новгородцев или «низовой» «ростовщины», а были потомками московских служилых людей, а также некоторого количества ссыльных (о чем свидетельствует «акающий» говор пустозеров), вполне освоившихся к жизни в тундре . Пустозеры стали доказательством того, что русские люди способны выживать в любых условиях, в том числе и в тундре.

Русские селились вдоль берегов Печоры, живя рыбным и морским промыслом, ловлей куропатки и зверя, а также скотоводством. Эти же занятия стали основой жизни коми-пермяков, заселивших в начале XVI в. низовья Печоры. Великий князь московский Иван III пожаловал им рыбные тони за участие в русских рудоискательных экспедициях 1491-92 гг. на р. Цильму, а также в военном походе «в Югру» в 1499-1500 гг. Рудознатцами были найдены медные и серебряные руды, заложены рудники и плавильные печи. Здесь впервые в Московском государстве началась выплавка меди, а также серебра и даже золота, из которых на монетном дворе в Москве чеканили монеты и медали.

В 1574 году во «дворах тяглых беспашенных» Пустозерского посада жили пермяки и русские крестьяне - 52 двора, 89 человек. Были в волости и 92 двора оброчных крестьян. К концу XVI столетия в Пустозерске проживало уже около 2 тысяч человек.

Со временем пустозеры начали скупать у самоедов и сами разводить оленей. Принадлежащие богатым русским хозяевам оленьи стада - в несколько десятков тысяч голов - паслись на острове Колгуев, в Большеземельской тундре, у Югорского Шара и на Вайгаче. Общее поголовье в 1910-х годах составляло примерно 500 тысяч. Промысловые угодья (рыбные тони, оленьи пастбища, места охоты на морского зверя) считались фамильными и переходили по наследству. В XVI - XVII веках пустозеры ходили на Грумант (Шпицберген) - столь далеко простирался ареал их хозяйственной деятельности. К концу XIX - началу ХХ века он охватывал всю Большеземельскую тундру - от Печоры до Урала, а также включал острова Колгуев, Матвеев, Долгий, Вайгач и Новая Земля.

У каждого из поселившихся на этой обширной территории народов - русских, коми и ненцев, была собственная среда обитания: кочевые пути ненцев пролегали в тундре, русские и коми селились по берегам Нижней Печоры и других рек, на морском побережье. Основу жизни кочевников составляло оленеводство, русских и оседлых коми - рыболовство и морской промысел. На протяжении нескольких веков шла «притирка» и взаимопроникновение различных по типу хозяйственных укладов, материальной и духовной культуры. Постепенно на этой территории образовалось гуманитарное сообщество, члены которого, сохраняя национальные особенности, заимствовали друг у друга навыки, обычаи, элементы жизненного уклада, что в большой степени способствовало их выживанию в суровых природных условиях .

В конце XIX - начале XX в. главными занятиями русского населения продолжали оставаться рыболовство, морской промысел, охота, а в зимнее время еще и извоз. Основные доходы давал рыбный промысел. Так, у жителей Пустозерской волости в 1914 г. доходы от него составляли около 90 %. Животноводство и огородничество имели исключительно подсобный характер, и их продукты шли для личного потребления. В крестьянских хозяйствах в среднем было по 2 коровы, 2-4 овцы.

В 20-30-х гг. ХХ века пустозеры в значительной степени утратили свои культурные и хозяйственные черты, и вслед за этим свою идентичность. Путозерск в 1924 году Пустозерск лишился статуса города. В 1928 году в Пустозерске проживало 183 человека и было 24 жилых дома и 37 нежилых построек. В 1930 году в деревне Устье, в 5 км от Пустозерска, был создан колхоз. Для многих пустозеров колхоз имени Микояна был основным местом работы. Строительство города Нарьян-Мара, неподалеку от Пустозерска, окончательно «добило» старый Пустозерск. Последние жители оставили Пустозерск в 1962 году. Но как субэническая группа пустозеры исчезли гораздо раньше, после того, как исчезли специфические особенности их хозяйственной жизни.

Печорские усть-цилёмы

Другой субэтнической группой русских на Печоре являются усть-цилемы, проживающие в одноименном районе республики Коми, предки которых, впрочем, прибыли сюда ранее самих коми.

Уже в 1213 году летописцы сообщали о наличии на реке Цильме (притоке Печоры) серебряных и медных руд. Однако отдаленность от основных центров Руси, а также события, вызванных монголо-татарским нашествием, привели к тому, что только в XVI веке на Руси вновь вспомнили о минеральных богатствах Цильмы, и началось их хозяйственное освоение.

В 1542 году новгородцем Ивашкой Дмитриевым Ласткой была основана Усть-Цильма. Этот небольшой острог также стал одним из интереснейших центров одной из русских северных субэтнических групп. Основным занятием слобожан были рыбный, и охотничий промыслы. Земледелие и скотоводство на первом этапе заселения этого сурового края в жизнедеятельности усть-цилёмов играли незначительную роль. Богатые угодья и речные промыслы вскоре стали причиной раздоров между Усть-Цильмой и Пустозерском. В дальнейшем это послужило серьезным препятствием к сближению двух обособленных друг от друга, русских по происхождению, групп.

Население слободы росло очень медленно, и через столетие в ней было 38 дворов. Но в конце XVII века на Печору начали переселяться преследуемые старообрядцы, основавшие в крае ряд скитов. Жители Усть-Цильмы не приняли никоновские «новины». Преследования старообрядцев продолжались вплоть до 50-х гг. XIX века. В дальнейшем усть-цилемы, резко отличавшиеся от своих соседей своей религией и ведением хозяйства, превратились в оригинальную субэтническую группу русских, сохранившуюся до наших дней.

В 1782 в Усть-Цильме имелось уже 127 дворов и более тысячи жителей. По соседству появились к этому времени и другие небольшие русские селения, основанные переселенцами из Усть-Цильмы. Обитатели слободки занимались в основном охотой и рыболовством, были среди них и ремесленники. Многие пахали землю и выращивали ячмень. Важную роль в хозяйстве играло животноводство (лошади, коровы, овцы, позднее стали разводить оленей), на основе которого возникло товарное производство коровьего мяса и масла. Ежегодно в июле и ноябре проводились ярмарки. Нельзя не поразится тому, что в столь суровых природных условиях усть-цилемы создали эффективное сельское хозяйство. Село богатело, свидетельством чего стала каменная церковь.

В конце XIX века в Усть-Цильме была школа, больница, несколько библиотек, телеграф. Здесь же размещались уездные власти. В 1911 году селе открылось первое приполярное научное учреждение - Печорская сельскохозяйственная опытная станция.

Усть-цилёмы, подобно большинству старообрядцев, старались свести к минимуму контакты с иноверцами, и практически не вступали в брак с «мирскими», к которым относились остальные русские, а также коми и ненцы. Интересно, что на дверях домов усть-цилёмов было по две ручки: одна для «истинных», другая для «мирских».

Добровольная самоизоляция способствовала тому, что усть-цилёмы сохранили многие черты культуры и быта допетровской России. Основными типами поселений усть-цилёмов были села, деревни и починки. Традиционное жилище представляло собой рубленый из лиственницы пяти или шестистенок. Женский костюм был северно-русского типа, т. е. многоцветная одежда с сарафаном. Народный календарь усть-цилёмов формировался на промысловой основе, наиболее развитыми в нем были два цикла: зимний (особенно святочный) и весеннее-летний. Своеобразием отличалось празднование «горок», одна из которых была приурочена к Иванову дню, а другая - к Петрову. В эти дни проходили массовые гулянья в традиционных костюмах, которые сопровождались хороводами, играми, песнями. В ночь с 11 на 12 июля, в так называемую «петровщину», происходили взаимное угощение пшенной кашей и разжигание костров на берегу Печоры. В традиционных верованиях усть-цилёмов особое место занимало почитание лиственницы, которая считалась «чистым деревом», обладающим защитными и лечебными свойствами. (Это была наследие еще языческой Руси).

Культурное наследие жителей Усть-Цилемского края велико. Важнейшим открытием первой половины XX века является обнаружение здесь богатейших древнерусских традиций - эпической и книжной, восходящей к крупнейшему центру беспоповского толка - Поморскому согласию. О культурной значимости устьцилемского ареала народной поэзии и сказочной традиции свидетельствует издание в 2001 году двух томов «Былины Печоры», открывших фундаментальное 25-томное собрание трудов «Свод русского фольклора». В Пушкинском Доме в Санкт-Петербурге хранится более тысячи памятников старообрядческой литературы из Усть-Цильмы.

В годы советской эпохи усть-цилемы были вынуждены отказаться от своей замкнутости. Правда, их деловая хватка пошла на пользу советской власти. Так, в 1932 году в селе был открыт замшевый завод. В селе был центр Печорского судоходства.

В 30-х гг. ХХ века усть-цилемы вновь пережили волну гонений, в ходе которых были закрыты все церкви. Главным же ударом по традиционной культуре усть-цилёмов явилась урбанизация и промышленное строительство. В районе к концу ХХ века было 262 промышленных предприятий, на которых трудилось большинство местных жителей. Традиционные промыслы усть-цилёмов, особенно рыболовство, превратились всего лишь в форму проведения досуга. При этом многие усть-цилёмы с целью получения образования, или возможностей карьерного роста покинули свою малую родину. В свою очередь, в республику Коми прибыли сотни тысяч переселенцев со всего Советского Союза. Все это привело к кризису традиционной культуры усть-цилёмов.

Но упорство не сгибающихся перед трудностями усть-цилёмов проявилось и в том, что они не исчезли как этноконфессиональная группа. Ими создана организация «Русь Печорская». Ее отделения активно действуют во многих городах Республики Коми и в Нарьян-Маре.

Усть-Цильма по-прежнему привлекает людей сохранившимися здесь уникальными традициями, староцерковным служением, самобытным говором, лирическим и эпическим пением, старинными нарядами, древними иконами и книгами, демонстрирующими высочайший уровень русской народной культуры.

Усть-цилёмы по-прежнему обладают ярко выраженной культурной спецификой. Она отчетливо осознается большинством населения одноименного района. Кроме создания «Руси Печорской», по местной инициативе в последние годы был принят ряд мер по сохранению исторического наследия усть-цилёмов и создан их собственный гимн, который исполняется во время всех официальных мероприятий и который усть-цилемы непременно распевают во время домашних застолий:

Мы - россияне,

Мы - усть-цилёма.

Мы на своей земле,

Мы - дома!

В последние годы Усть-Цильма и ее своеобразный праздник Горки, широко отмечаемый местным населением, стали объектом пристального внимания средств массовой информации, в том числе центрального телевидения. Это тоже способствовало укреплению локального самосознания усть-цилёмов, рекультивации их культурных ценностей, в том числе традиций старообрядчества. И, следовательно, история усть-цилёмов продолжается.

Саамы (в прошлом - лопари).

Самыми древними обитателями края были, по-видимому, саамы, которых русские называли лопарями, или лопью. В наши дни в России саамы заселяют несколько деревень Ловозерского района Мурманской области. Большая часть саамов проживает на севере Финляндии, Норвегии и Швеции. Земли, заселенные саамами, в Скандинавии называют Лапландией, поскольку саамов ранее называли словом «Лапы».

Ранее лопари проживали на обширной территории вплоть до южного берега Ладожского озера. Не случайно район в низовьях реки Волхов новгородские летописцы назвали «лопскими погостами», а напротив Старой Ладоги, на противоположном берегу Волхова находится село Лопино. Но, как уже было сказано выше, постепенно лопари оттеснялись карелами и русскими далеко на север. В результате к XVI веку лопари остались во внутренних районах Кольского полуострова. Русские четко отличали «лешую» то есть лесную лопь, от морской.

По языку саамы входят в финно-угорскую группу уральских языков. Как это часто бывает с бесписьменными языками этносов, не имеющих государственность и разбросанных на большие расстояния, в саамском языке огромное количестве различных диалектов. В саамском языке выявлено 55 (!) диалектов, которые объединяются в три группы.

В расово-антропологическом плане саамы составляют особую лапоноидную малую расу, являющуюся переходной между монголоидами и европеоидами. Впрочем, возможно, расовый тип саамов возник еще в период формирования рас. У саамов часто встречаются светлая кожа и белесые глаза при сохранении многих черт, присущих монголоидам.

В эпоху мезолита (X-V тыс. до н.э.) лапоноиды обитали в районе между Обью и Печорой. Саамский народ, вероятнее всего, происходит от пришедшего в земли Скандинавии в ранненеолитическую эпоху (после отступления ледяного покрова по завершении последнего ледникового периода) финно-угорского по своим корням населения, проникавшего в Восточную Карелию, Финляндию и Прибалтику начиная с IV тыс до н. э. Предположительно в 1500-1000-х гг. до и. э. начинается отделение прото-саамов от единой общности носителей языка-основы, когда предки прибалтийских финнов под балтийским и позднее германским влиянием стали переходить к оседлому образу жизни земледельцев и скотоводов.

Из Южной Финляндии и Карелии саамы мигрировали всё дальше на север, спасаясь от распространяющейся колонизации финнов-суоми и карелов. Вслед за мигрировавшими стадами диких северных оленей предки саамов в течение I тыс. н. э., постепенно вышли к побережью Северного Ледовитого океана и добрались до территорий своего нынешнего проживания. Одновременно они начали переходить к разведению одомашненных северных оленей, превратившись в народ оленеводов.

Кольские лопари уже в 1216 году платили дань новгородцам. В XI веке уже существовали несколько русских поселений на Терском берегу (южной, беломорской части Кольского полуострова), а в 1264 году на кольском побережье Баренцева моря возникло русское поселение Кола, давшее название полуострову, что способствовало сильной культурной русификации лопарей. В 1550 году в их землях был создан Трифоно-Печенгский монастырь, и началась христианизация лопарей. Впрочем, у саамов до сих пор сохраняются пережитки язычества в быту. В конце XVIII века лопарей, подданных Российской империи, насчитывалось 1 359 человек.

В Российской империи саамы относились к крестьянскому сословию. В основном лопари занимались оленеводством, почти не имея никаких контактов с с внешним миром. Правда, многие лопари нанимались на рыбную ловлю по найму у Соловецких монахов. Некоторые лопари работали подсобными рабочими на верфях у поморов. В XIX - начале XX вв. саамы вели полукочевой образ жизни, совершая небольшие по протяжённости сезонные перекочёвки. У части кольских саамов ведущую роль играло озёрно-речное рыболовство, у других - морское рыболовство. В конце XVIII - начале XX вв. около 70 % взрослого саамского населения занималось промыслом трески. У восточных саамов значительную роль играло оленеводство, дополняемое промыслом сёмги. Все саамы охотились на крупных (лось, волк) и мелких животных, птиц. К концу XIX в. их экономическое положение ухудшилось из-за потери традиционных угодий, которых присваивали ловкие авантюристы, хлынувшие на Север. Среди лопарей получили распространение алкоголизм и различные инфекционные заболевания. К 1914 году всех лопарей, поданных Российской империи, было лишь 1700 человек.

При советской власти на Кольском полуострове было образовано 9 национальных сельсоветов. По переписи 1926 года саамов насчитывалось 1706 человек, то есть численность этноса практически не изменилась с 1914 года. Все они вели полукочевой образ жизни, грамотных насчитывались лишь 12 %. В 1920-х гг. начинается переход саамов на оседлость, создание колхозов. С начала 1930-х гг. в Советском Союзе была создана саамская письменность, сначала на латинской основе, позднее переведена на кириллицу. Однако масштабная индустриализация Кольского полуострова, строительство дорог, портов, военных объектов, привели к разрушению традиционного ареала обитания саамов и подрыву их традиционной культуры. Среди саамов вновь получили распространение пьянство, невероятно вырос уровень самоубийств. Естественный прирост саамов стал незначителен, к тому же дети от смешанных браков обычно не относили себя к саамам. Многие саамы, утратив родной язык, стали относить себя к русским или карелам. В результате если по переписи 1979 г. из 1565 саамов Мурманской области родным языком владели 933 человека (59,6 %), то по переписи 1989 г. из 1615 саамов - 814 человек (50,4 %). Увеличивается число саамов-горожан. По переписи 1989 г. они составляли 39,1 % численности саамов РСФСР.

Карелы

Карелы живут в своей республике Карелия, заселяя в основном западную часть республики. Интересно, что карелы не являются коренными жителями Карелии. На Севере они поселились одновременно и вместе с русскими.

В антропологическом плане карелы относятся к северным европеоидам, для которых типична максимальная в мире степень депигментации (белизна) волос, глаз и кожи. Их черты - очень высокая частота светлых волос (вместе с русыми до 50-60%), и особенно светлых глаз (до 55-75% серых и голубых), - характерны также для значительной части современного населения. Правда, среди карел выделяется группа ассимилированных ими лопарей, проживающих в районе Сегозера, имеющих некоторые черты лапоноидногй группе уральского типа.

Предки карел в I тыс. н.э. занимали территорию к северу и северо-западу от Ладожского озера, включая район Сайменских озёр. К началу II тыс. н.э. здесь сформировалось племенное объединение «корела» с центром в г. Корела (ныне г. Приозерск Ленинградской обл.). Впервые в русских летописях карелы упоминаются в 1143 году, хотя русские знали их к этому времени уже несколько веков.

С XI в. начинается продвижение части корелы вместе с новгородцами на Олонецкий перешеек (между Онежским и Ладожским озерами), где они вступают во взаимодействие с отдельными группами веси. В результате этого взаимодействия складываются южнокарельские этнографические группы ливвиков и людиков. С этого же времени начинается освоение территорий современной средней и северной Карелии, где предки карел встретились с саамами. Часть саамов была ассимилирована, оставшиеся оттеснены к XVIII в. на Кольский полуостров.

В XII в. карелы вовлекаются в орбиту влияния Новгородского государства. В XIII веке (примерно в 1227 году, согласно летописям) они принимают православие. Рубежом XII-XIII веков датируется берестяная грамота, с текстом на карельском языке, сделанным кириллицей, найденная в Великом Новгороде. В 1478 г., после присоединения к Москве Новгородской земли, карельская территория входит в состав Русского государства. То, что многие века карелы жили в составе Руси, исповедовали православие, привело к сильнейшему русскому культурному влиянию на карел.

Однако до XVII века основная часть карел проживала на Карельском перешейке. Когда же в 1617 году, по Столбовскому миру, земли карел отошли к Швеции, то значительная часть карел покинула свою историческую Родину, переселившись в единоверную Россию. По данным шведских источников только из Корельского уезда в 1627-35 годах ушли 1 524 семьи, или 10 тысяч человек . Впрочем, еще более массовый исход карел в Россию произошел во второй половине XVII века. Процесс переселения продолжался вплоть до 1697 года.

Карелы в основном селились под Тверью, на Рязанщине (под Медынью). В целом, карелы представляют собой редкий пример народа, практически полностью покинувшего свою историческую Родину. На исторической родине, Карельском перешейке, остались лишь 5 % карел, постепенно ассимилированных финнами-суоми.

Часть карел поселилась в опустошенных Смутой землях вокруг Твери, составив группу тверских карел, часть поселилась по реке Чагоде, образовав тихвинских карел (сейчас это Бокситогорский и Подпорожский районы Ленинградской области). Поселившиеся на Рязанщине карелы к концу XIX столетия полностью ассимилировались. Основная масса карел перебралась в близкие и уже отчасти заселенные соплеменниками земли между Ладожским, Онежским озерами и Белым морем. С тех пор и навсегда этот край стал Карелией. Строго говоря, большинство карел переселилась не в Карелию, но, будучи уже вполне обрусевшими, карелы за пределами Карелии, быстро утратили свою этническую идентичность, влившись в близкий по быту, культуре и религии, русский этнос.

В эпоху петровских преобразований Карелия также переживает быстрое развитие. Возникают олонецкие и петровские заводы, развивается лесопильная промышленность, начинается добыча гранита, возникают курорты. В царствование Екатерины II в Карелии строится Александровский пушечный завод, около двух десятков казенных и частных металлургических и лесопильных заводов. Показателем важности Карелии стало создание особой Олонецкой губернии, занимающей большую часть земель современной Карелии.

Впрочем, Карелия развивалась в менее благоприятных условиях, чем многие регионы России. В XIX-начале XX вв. Карелия была «подстоличной Сибирью» и «краем непуганых птиц».

В период революции большевики в 1920 году создали Карельскую трудовую коммуну, через три года ставшую Карельской Советской Автономной республикой. Следует заметить, что в состав республики вошли районы с преобладанием русского и вепсского населения. Сами карелы были этническим меньшинством. В целом, в 1939 году все финские этносы в Карелии (карелы, вепсы, финны-суоми) вместе взятые составляли 27 % населения. В 1933 году карелы Карелии насчитывали 109 тысяч человек. При этом тверские карелы, которых насчитывалось в то время примерно 155 тысяч человек, по численности превосходили карелов Карелии.

В советскую эпоху на территории Карелии развернулось масштабное строительство промышленных предприятий. Население республики значительно выросло за счет приезжих со всего Советского Союза.

В 1940 году, после советско-финской войны, когда часть отошедших от Финляндии территорий была присоединена к Карелии, (при том, что финское население этих земель было еще до войны эвакуировано властями Финляндии, так что СССР получил пустые территории), была создана Карело-Финская союзная республика. Слово «финская» в данном случае объяснялось не только общепризнанным фактом родства карелов с финнами - суоми, но и еще таким обстоятельством, как прибытие в 20-х гг. в Карелию примерно 2 тысяч «красных финнов»- политэмигрантов из Финляндии, где поражением закончилась революция 1918 года. Рассчитывая, что финские пролетарии вновь восстанут против власти буржуазии, большевики создали «красную Финляндию» на землях прежней Олонецкой губернии, в которой сами карелы, не говоря уже о эмигрантах - финнах, были этническим меньшинством. В начале 30-х гг., годы великого экономического кризиса, в Карелию из Финляндии прибыли еще несколько тысяч финских эмигрантов, составивших правящую элиту Карельской АССР. В 1939 году финских эмигрантов насчитывалось 8 тысяч человек (чуть больше 1, 5 % населения республики), что не помешало Кремлю сделать этих эмигрантов «титульной нацией». В 1940 году и была провозглашена союзная «Карело-Финская» республика» практически без финнов. В связи с этим в то время ходила шутка, что «в Карело-Финской республике всего два финна: ФИНинспектор и ФИНкельштейн, но вообще это - один и тот же человек».

Создалось химерическое псевдогосударственное образование, когда основное местное население (русские и карельские крестьяне) были отстранены от власти и самоуправления, а руководить ими стали эмигранты-революционеры. Государственными языками были приняты финский и русский языки. В 1933 году в более, чем в половине из 500 средних школ Карелии преподавание шло на финском языке. В учебных заведениях для русских ввели обязательное изучение финского языка. Карельский язык был признан «неправильным», самих карел назвали «народностью, не имеющей своей письменности», и их тоже заставляли учится и общаться друг с другом на финском языке. Правда, отчасти это объяснялось тем, что сами карелы не имеют единого литературного языка, поскольку разговаривают на трех взаимонепонимаемых диалектах. В начале 30-х гг существовал даже официальный термин «карело-финский язык», под которым подразумевался все же язык финнов-суоми, родственный, но непохожий на язык карелов.

В годы Великой Отечественной войны часть Карелии была оккупирована финскими войсками. К немалому удивлению финнов, ожидавших, что родственные им карелы будут встречать «финских братьев» как освободителей, в Карелии развернулась партизанская война против оккупантов. В 1944 году финские войска были выбиты с территории республики.

После Великой Отечественной войны местные власти обеспокоились почти полным отсутствием финнов в «своей» республике, и в Карелию стали направлять депортированных из Ленинградской области финнов-ингерманландцев. Создалась курьезная, но в общем типичная для СССР ситуация, когда на своей родине в окрестностях северной столицы России оставшимся финнам запрещали разговаривать на родном языке, одновременно навязывая финский язык русским и карелам в соседней Карелии. Впрочем, количество финнов Карелии, большинство из которых составляли ингерманландцы, все равно было невелико - к 1959 году их было 27 тысяч, или 4 % жителей республики. В дальнейшем количество финнов неуклонно сокращается в результате ассимиляции и возвращения на историческую малую родину в Ленинградскую область. В 2002 году в Карелии финнов было 14 тысяч человек (2 % населения).

КФССР была явно искусственным образованием, и в 1956 году была упразднена.

В составе СССР Карелия занимала заметное место в лесном хозяйстве, добыче некоторых видов полезных ископаемых. Население республики резко увеличилось за счет переселенцев со всей страны. В 1959 году республике проживало 651 тысяч жителей, то есть втрое больше, чем в 1920 году. В дальнейшем рост населения продолжался, и к 1989 году в Карелии проживало уже 790 тысяч жителей.

Но количество карелов в советскую эпоху продолжало сокращаться. С 109 тысяч жителей республики в 1933 году до 78 тысяч в 1989 году - таково сокращение карельского этноса. В постсоветскую эпоху процесс сокращения карелов продолжился, и перепись 2002 года констатировало, что карелов в Карелии осталось 65 тысяч (9% всего населения). Это объясняется урбанизацией (в 1989 году 62 % карел жили в городах), что способствовало усвоению ими городской русскоязычной культуры, ассимиляцией части карел русскими, а также депопуляцией. ¾ всех браков в городе, и половина в селе, заключенных женихом или невестой карельской национальности, были межнациональными. В столице Карелии, городе Петрозаводске, карельское население составляет лишь 5,3 %. Более половины российских карел (51,1 %) считают родным языком русский, карельским свободно владеют только 62,2 %. Неблагоприятна возрастная структура карельского населения. По переписи 1989 г. более 20 % карел имели возраст старше 60-ти лет. Таким образом, для карельского этноса демографическая ситуация остается самой важной проблемой.

Вепсы

Современные вепсы - потомки уже многократно упоминаемой народности «весь». Некогда весь занимала обширную территорию Русского Севера. Под именем «вас» этот народ упоминается в VI веке готским историком Иорданом. Арабский ученый X века ибн-Фадлан называл их «вису». Русские назвали их чудью (кстати, именно так вепсы и назывались до 1917 года), чухарями, или, отличая от других финских племен, просто весью.

Исторически вепсы были связаны с Русским государством с момента его образования. В русских летописях «весь» упоминается в связи с событиями 859 и 862 годов, временем призвания варягов на Русь. Позже (882 г. н.э.) в «Повести временных лет» встречается еще одно упоминание этнонима «весь». Вместе с варягами, чудью, словенами, мерью и кривичами весь принимала участие в походе князя Олега, покорившего Смоленск и Любеч и занявшего киевский престол. Весь проживала в Обонежской пятине Великого Новгорода, в дальнейшем - в составе Московского государства. Вместе со славянами весь принимала христианство, хотя, впрочем, пережитки язычества еще несколько веков сохранялись в этих краях, о чем свидетельствуют многочисленные жития местных святых, боровшихся с язычниками. Зато один из самых уважаемых святых древней Руси, Александр Свирский (1448-1533 гг), был, по-видимому, вепсом. В церковной традиции Александр Свирский считается единственным из русских святых, узревших Троицу. В социальном плане вепсы относились к государственным крестьянам, как и почти все жители Севера. Многие вепсы работали на Олонецких заводах и Лодейнопольской верфи. Вепсы были и среди самых первых строителей Санкт-Петербурга.

К тому моменту, когда славяне вступили в контакты с весью более тысячелетия назад, предки вепсов занимали территорию между Ладожским, Онежским и Белым озерами. В дальнейшем весь расселялась по разным направлениям, нередко сливаясь с другими этносами. Так, например, в XII-XV веках некоторые вепсы, проникнувшие в районы севернее реки Свирь, слились с карелами. Самые восточные из вепсов влились в состав коми. Однако большинство веси, жившей по реке Шексне и Белому озеру, обрусели. В результате этническая территория вепсов значительно сократилась. В наши дни вепсы проживают на юге Карелии, на северо-востоке Ленинградской области и небольшой территории запада Вологодской области.

Сокращается и сама численность вепсов. По подсчётам академика Кеппена, в 1835 году в России на этот момент проживало 15 617 вепсов, в том числе в Олонецкой губернии в - 8 550, в Новгородской - 7 067. Согласно переписи 1897 года, численность вепсов составляла 25,6 тыс. чел., в том числе 7,3 тыс. проживало в Восточной Карелии, к северу от реки Свирь. В 1897 году вепсы составляли 7,2 % населения Тихвинского уезда и 2,3 % населения Белозерского уезда Новгородской губернии.

После Октябрьской революции местах компактного проживания народа были созданы вепсские национальные районы, а также вепсские советы и колхозы. В начале 1930-х годов началось внедрение преподавания вепсского языка и ряда учебных предметов на этом языке в начальной школе, появились учебники вепсского языка. Общая численность вепсов в 20-30 е гг. насчитывала 32 тысячи человек. В конце 30-х годов в связи с ухудшением отношений с Финляндией, все формы национального самоуправления вепсов были упразднены. Некоторые из вепсских общественных деятелей были репрессированы, автономный Вепсский район был преобразован в обычный административный район. В дальнейшем происходила миграция вепсов в Ленинград и другие крупные города страны, что только усилило постепенную ассимиляцию этноса. В 1959 году вепсов, согласно переписи, было 16 тысяч, в 1979 году - 8 тысяч. Правда, реально вепсов больше, поскольку многие вепсы, живущие в городах, относят себя к русским. В 2002 году вепсов насчитывалось 8 240 человек.

Одной из причин ассимиляции вепсов является то, что этот малочисленный этнос живет разбросанно, чересполосно с другими. Наконец, сами вепсы из разных регионов говорят по-разному. Вепсский язык относится к северной группе прибалтийско-финской ветви финно-угорской языковой семьи, он наиболее близок к карельскому, ижорскому, финскому языкам. Вепсский язык по своей структуре сравнительно однороден, хотя диалектные различия существуют. Ученые выделяют три диалекта. Вепсский язык включен в 2009 году ЮНЕСКО в Атлас исчезающих языков мира как «находящийся под сильной угрозой исчезновения».

Коми (зыряне)

К числу коренных этносов Русского Севера относится и коми (ранее было принято название зыряне). Самоназвание этноса - коми-морт (человек коми) и коми-войтыр (народ коми). Коми проживают в основном в своей республике, (в которой в 1989 году составляли 26 % всего населения), а также в русских областях Русского Севера (Архангельской и Мурманской). Коми относятся к пермской группе финно-угорской ветви уральской языковой семьи. Родственниками коми являются удмурты и коми-пермяки, которые в давние времена составляли один этнос.

В антропологическом плане коми (как и другие пермские этносы) относятся к сублапоноидному расовому типу. Для него характерны брахикефалия (короткоголовость), смешанная пигментация волос и глаз (то есть преобладают черные волоса, серые и карие глаза), широкое переносье, слабый рост бороды и среднеширокое лицо с тенденцией к уплощенности. В целом коми являются представителями переходной от европеоидов и монголоидов расы.

Предки коми (тогда это были предки также и всех пермских этносов) сложились во II тыс. до н. э. в районе верхней Волги. Позднее предки этого этноса распространились на север, в Прикамье. В I тыс. до. н. э. будущие коми оказались на территории современной Республики Коми.

В IV-VIII вв. н.э. на территория современного расселения коми известна ванвиздинская культура, носители которой говорили на финно-пермских языках. В дальнейшем в бассейнах рек Вымь и Вычегды, в результате продолжающегося притока финских племен из Закамья складывается этнос, который русские летописцы называли Пермью вычегодской. Регион расселения коми-пермяков древние летописцы называли Пермью Великой.

В долине Вычегды, правом притоке Северной Двины, сложилась археологическая вымская культура (IX-XIV вв.), соотносимая с летописной пермью вычегодской.

Население перми вычегодской имело устойчивые торговые и культурные связи с Волжской Булгарией и Русью.

С XII века Пермь вычегодская оказывается под властью Великого Новгорода и Ростово-Суздальских князей. Появляются укрепленные поселения, которые становятся важными административно-политическими и ремесленно-торговыми центрами. Одним из таких центров являлось Пожегское городище на реке Вымь, возникшее в конце XII века и просуществовавшее до XIV столетия. Городище находилось в естественно укрепленном месте, с трех сторон имело дополнительные деревоземляные укрепления в виде валов и рвов. В городище выявлены наземные жилища и полуземлянки, производственные и хозяйственные постройки. В ходе раскопок получены многочисленные данные о занятиях населения земледелием и животноводством, кузнечным, ювелирным, деревообрабатывающим, косторезным ремеслами, торговлей. Для отражения нападений жители городища имели большой запас оружия.

Пожегское городище возникло как опорный пункт сборщиков дани и дружинников. Постепенно городище превращается в важный торгово-ремесленный и военно-административный центр. Его гибель, вероятно, явилась следствием борьбы между Великим Новгородом и Москвой.

В 1366 году, как сообщала Вычегодско-Вымская летопись, князь Дмитрий Иванович Московский (будущий Донской) заставил Новгород отдать ему Пермь и Печору, а также часть Двинской земли. Но речь идет не о присоединении этих земель к Московскому княжеству, а, скорее всего, о передаче московскому князю права на сбор части дани. Окончательно земли нынешней республики Коми вошли в состав Московского царства только в правление Ивана III, когда были ликвидирована власть местных князьков, и на весь край распространена российская администрация.

В результате русской колонизации происходит мощное воздействие культуры восточных славян. Впрочем, были и заимствования славян у зырян. Вероятно, слово «пельмени» заимствовано русскими именно от зырянских слов «пельня́нь» («хлебное ухо»).

В 1379-1380 гг. в крае началась миссионерская деятельность Стефана Пермского, мать которого была зырянкой, благодаря чему будущий святитель с детства владел языком коми. Он крестил чудских язычников, живших по Северной Двине и Вычегде, основал первые в крае храмы и монастыри. Для успеха своих проповедей Стефан создал пермскую (то есть древнекоми) азбуку из 24 букв. В качестве образца Стефан использовал буквы греческого и славянского алфавитов, а также чудские «пасы» (знаки, изображавшиеся на различных предметах). Часть Перми, однако, враждебно встретила распространение христианства. Не желая крестится, часть язычников с Вычегды откочевали далее на северо-восток. Уже в «Житии Стефана Пермского» крещеная чудь называлась «зырянами». С XVI века экзоним «зыряне» закрепился за этносом, вытеснив более ранний термин «пермь», хотя самоназвание «коми» по-прежнему было в ходу, но только между самими зырянами.

Впрочем, несмотря на то, что большинство зырян крестились, среди них еще долго существовали языческие обряды. Сохранились еще долго и «чистые» язычники. В начале XVI века Сигизмунд Герберштейн отмечал, что «и доселе еще повсюду в лесах очень многие из них остаются идолопоклонниками». В XVII веке коми оказались вовлечены в церковный раскол, и с этого времени среди некоторых их групп распространилось старообрядчество (в особенности у коми-зырян, живущих по рекам Вашке, Мезени и Печоре) .

В XV-XVI вв. под давлением продолжавшейся русской колонизации Севера этнический массив коми сдвинулся в восточном направлении. Коми население исчезло в низовьях Вашки, на Пинеге, нижней Вычегде, Виледи, Яренге, нижней Лузе. Это исчезновение объясняется как миграцией на восток основной части коми, так и русификацией оставшихся. Зато с этого времени вплоть до начала ХХ в. происходило непрерывное расширение этнической территории коми. В XVI-XVII вв. коми заселили верхнюю Вычегду, а в XVIII-XIX вв. - Печору и Ижму. Таким образом, коми-зыряне в основном заняли территорию нынешней республики Коми, оставив земли бассейна Северной Двины.

Многие зыряне принимали активное участие в освоении Сибири. Коми охотники и торговцы издавна знали ведущие за «Каменный пояс» дороги. Они являлись проводниками в отряде Ермака, с похода которого началось присоединение Сибири, и в ряде других отрядов русских служилых людей, направлявшихся в конце XVI - начале XVII в. на Обь и Иртыш, вдоль побережья Северного Ледовитого океана (к Мангазее), были в числе первых жителей многих сибирских городов, возникших в конце XVI-XVII вв. (Тюмени, Тобольска, Пелыма, Сургута, Березова, Верхотурья и др.), участвовали в освоении бассейна Лены, Амура, Камчатки, Новосибирских и Алеутских островов, в знаменитом походе С. И. Дежнева и Ф. А. Попова вокруг Чукотки. Выходцы из Коми края Ф. А. Чукичев и Д. М. Зырян (судя по фамилии, совершенно определенно коми-зырянин) руководили освоением Индигирки, Колымы и Пенжины.

В процессе взаимодействия с окружающими этносами в состав коми вошли ассимилированные группы веси (вепсов), русских, самоедов (ненцев) и вогулов (манси). Это отразилось на антропологическом облике и отдельных компонентах культуры коми, привело к образованию в составе коми 10 отдельных этнолокальных групп, а также метисный этнос ижемцев.

В суровых северных условиях хозяйство коми-зырян имело свои черты. Вплоть до XVIII века основой хозяйства зырян был охота и рыбная ловля. Зыряне активно добывали соболя. Рыболовство по Вычегде, Выми, особенно на Печоре, приобрело масштабный характер. Печорскую семгу и другие ценные сорта рыбы отправляли в Холмогоры, Мезень и Архангельск, а оттуда часть попадала за границу.

Но к XVIII веку, когда значительно поредело количество пушных зверей, (что привело к переселению многих охотников-зырян в Сибирь), а рыба с Каспийского моря стала успешно конкурировать с рыбой из северных морей, зыряне стали окончательно переходить к земледелию и скотоводству, которые ранее имели подсобное значение. В самых северных районах расселения зыряне перешли к оленеводству, в чем весьма преуспели. В конце XIX века, по мере развития целлюлозно-бумажной промышленности, многие зыряне стали лесорубами и сплавщиками леса.

Жили зыряне в небольших деревнях. Хотя в крае постепенно развивались города, но горожан среди зырян было мало. Единственным городом, в котором зыряне составляли абсолютное большинство населения, был Усть-Сысольск, возникший еще в XVI веке, и только в 1780 году получившем статус города. Впрочем, вплоть до советской эпохи Усть -Сысольск был просто крупной деревней, насчитывавшей в 1910 году чуть более 5 тысяч жителей.

О развитии края свидетельствует демография. В середине XVI века на европейском Северо-Востоке проживали 10-12 тыс. коми. В 1678 - 1679 в крае было примерно 19,3 тыс. жителей, из них 17,3 - 17,6 тыс. коми и 1,7 - 2 тыс. русских.

В 1725 году в крае насчитывалось примерно 40 тыс. жителей (38-39 тыс. коми и 2,5 тыс. русских), в 1745 г. - 42-42,5 тыс., в 1763 г. - 48,5-49 тыс., а к 1782 г. численность населения возросла до 58,0 - 59,0 тыс. (51,5-52 тыс. коми и 3,5-4 тыс. русских). В 1795 г. в крае проживало 58-59 тыс. человек, из них (54,0 - 54,5 тыс. коми и 4,0 - 4,5 тыс. русских. Русские жили в Усть-Цильме и возникших по соседству с ней в XVIII в. деревнях, в Усть-Выми, Лойме, поселках при Сереговском и появившихся в XVIII в. на Сысоле Нювчимском, Кажимском и Нючпасском заводах. В 1811 г. в крае насчитывалось 59,3 - 60,5 тыс., в 1835 г. - 83-84 тыс. человек, а к 1858-1860 гг. население возросло до 97-100 тыс. коми и 10-13 тыс. русских. В 1897 г. в пределах нынешней республики Коми насчитывалось около 142 тысяч коми и 14-16 тысяч русских. Примерно 12 тысяч коми проживали в др.регионах, более 9 тысяч из них - в Сибири. В 1917-1918 гг. в Коми крае проживали около 190 тыс. коми и примерно 20 тыс. русских.

Край был бедным и отсталым, часто использовался властями Российской империи в качестве места ссылки. Но развитие края, хоть и медленное, все же продолжалось. К 1913 году были построены 2 электростанции, изучены угольные месторождения и нефтяные источники.

Коми-зыряне демонстрировали стремление к получению образования, что сделало их одним из самых образованных народов Российской империи. Как отмечал в 1911 году в книге «Зыряне» видный социолог Питирим Сорокин, сам наполовину коми, «зыряне - третий народ по грамотности в России: первыми идут немцы, вторыми евреи и затем зыряне». Хотя алфавит Стефана Пермского со временем был забыт, в XVIII-XIX веках существовали различные графические системы на кириллической основе для зырянского языка. В XIX веке было опубликовано более 100 переводов и оригинальных книг на зырянском языке. Только в 1918 году В. А. Молодцовым был разработан стандартный алфавит на основе русской графики.

В годы революции и Гражданской войны территория края была ареной боевых действий. 22 августа 1921 года была провозглашена автономная советская республика Коми. Следует заметить, что, как и в случае с Карелией и многими другими советскими автономиями, в составе республики изначально, помимо этнических районов коми, были и регионы с преобладанием русского населения. Впрочем, коми составляли в республике большинство. Так, в 1929 г. в ней насчитывалось 234,7 тыс. жителей, около 10% которых составляли русские.

В 1930 году Усть-Сысольск был переименован в Сыктывкар, что, собственно, означает на языке коми «город на Сысоле». В Сыктывкаре был открыт университет и ряд других вузов.

С этого времени «старорежимное» название этноса «зыряне» исчезает, замененное этнонимом «коми». В республике в советские времена бурно развивается промышленность, в частности, добыча нефти, угля, целлюлозно-бумажная, мебельная. Произошла значительная урбанизация края. Населения Сыктывкара в 1939 году насчитывало 25 тысяч жителей, а в 1989 году - 232 тысячи. В советскую эпоху возникли такие города, как Воркута, Ухта, Инта, Сосногорск, Печора. Городское население значительно превосходило численность селян. Так, в 1993 г. в республике горожане составляли 933,7 тыс. чел., сельское население - 312 тыс. чел.

Население республики значительно выросло за счет прибывшего населения, среди которого было немало и заключенных. Сами коми в результате стали нацменьшинством в собственной республике. Тем не менее, в отличие от многих других финских народов, численность коми продолжала расти. В 1926 г. на территории автономии насчитывалось 195 тыс. коми, в 1959 - 245 тыс., в 1970 - 276 тыс., в 1979 - 281 тыс., в 1989 - 291 тыс. человек. С учетом коми, проживавших за пределами республики, общая численность этноса в 1989 году составляла 336,3 тысяч человек.

Распад СССР и кризисные явления в политической, экономической, социальной и культурной жизни России, привели республику и ее коренной этнос в тяжелое положение. Население республики, насчитывавшее в 1990 году 1 248,9 тыс. жителей, сократилось до 974,6 тыс. в 2007 году, а в 2010 году республике проживает 901 тысяча 600 человек, из них почти 694 тысячи - городское население. Численность населения на 1 января 2011 года составила 899,7 тысячи человек, из которых 693,2 тысячи человек (77%) - горожане и 206,5 тысячи человек (23%) - сельские жители . За 2010 год численность населения республики сократилась на 8,8 тысячи человек, или на 1%

Этнос коми также переживает демографический кризис, уменьшаясь и в абсолютных, и в относительных цифрах. Только за 1989-2002 гг. численность этноса уменьшилась с 336 до 293 тысяч человек. Из 293 тысяч коми в России в самой республике проживает 256 тысяч.

Таким образом, хотя коми многочисленнее большинства финно-угорских этносов исторической России, дальнейшая судьба их как этноса остается проблематичной.

Ижемцы

В Ижемском район Республики Коми проживает интересный народ. Собственно, официально никакого ижемского этноса не существует, и все ижемцы отнесены к коми, на языке которых говорят, но это как раз такой случай, когда фактическое существование этноса в силу политических и бюрократических причин не отражено в официальной статистике. У ижемцев существует сильное этническое самосознание. Более 16 тысяч человек при проведении переписи 2002 года назвали себя коми-ижемцами.

Как этнос ижемцы появились прямо на глазах исследователей. Этническая группа ижемцев (изьватас) начала складываться в конце XVI - начале XVII веков на стыке территорий проживания трех народов: коми-зырян, русских усть-цилёмов-старообрядцев и самоедов (ненцев). В период между 1568 и 1575 годами на реке Ижме, притоке Печоры была основана Ижемская слобода. По преданиям, ее основателями стали переселенцы коми из селений на Верхней Мезени Глотовой слободы и русские Усть-Цилемской слободы. Долгое время Ижемская слобода оставалась единственным селением коми на Нижней Печоре, лишь в конце XVIII века вокруг нее появились новые поселения. В состав местных жителей стали вливаться и соседи-самоеды. Смешение этих трех народов и привело к возникновению данного этноса. Но преобладающую роль сыграл народ коми, поэтому и в языке ижемцев больше коми слов, нежели русских и ненецких. Как писал в XVIII веке известный путешественник Лепехин, «Ижма населена троякого племени народом. Первые поселяне были зыряне. Ижемцы обитали около реки Ижмы и в других местах Яренского уезда. Затем к ним присовокупились многие российские семьи, и некоторые из самоедов, принявших святое крещение. Все сие жители говорят по зырянски». В результате длительного межэтнического смешения и этнокультурного взаимовлияния у ижемцев выработались своеобразные черты в антропологическом типе, возник особый ижемский диалект коми языка с существенными заимствованиями из русского и ненецкого языков, произошли изменения в традиционном хозяйственном комплексе.

Первоначально ведущими хозяйственными занятиями ижемцев были охота и рыболовство, в качестве вспомогательных отраслей выступали скотоводство и земледелие. В XVIII-XIX веках при сохранении прежних занятий ведущей отраслью экономики становится оленеводство. Оленеводство явилось основным фактором интенсивного расширения этнической территории ижемцев.

К началу XIX века ижемцы освоили всю среднюю Печору, бассейны Колвы и Усы, основали поселения в большеземельской тундре, на Кольском полуострове и в низовьях реки Оби. По переписи 1897 года коми население Печорского края (то есть именно ижемцы) насчитывало 22 тыс. человек, около 10 тыс. человек проживало за пределами края.

К южным коми ижемцы относились всегда с некоторым чувством превосходства. Это и было понятно: на Ижме люди жили богаче, поскольку отличались предприимчивостью и деловой хваткой. Но не только эти качества позволили им развернуться на всем севере Европейской части России и за Уральским хребтом. Тяга к грамоте, постоянная жажда «быть не хуже других», знание окружающей природы, независимость, упорство, природная хитрость, в конце концов - эти качества характерны для ижемца. Переняв у ненцев оленеводство, ижемцы за относительно короткий период превратили его в товарное производство. Они освоили и разработали совершенно уникальную модель оленеводства, совместив в своей культуре кочевые навыки ненцев, бытовую культуру русских, сохранив при этом культуру этническую - коми-зырян. Основу этому дал опыт ижемцев, отказавшихся от постоянной кочевой жизни и научившихся пригонять стада на зимний период к своим сёлам.

Постоянно растущее поголовье оленьих стад гнало ижемца на восток и на запад Севера в поисках новых пастбищ. Оленеводство сыграло огромную, если не решающую роль в становлении этноса, но рыболовство и охота, разведение крупного рогатого скота на этнической родине также оставались занятием ижемцев.

Окончательное становление ижемского этноса можно отнести к середине XIX века. Ижемские купцы строят в своих селах школы и храмы, до сих пор поражающие своей простой изысканностью и величием, электростанции и замшевые заводы, потому что именно замша входит в моду и приносит огромные прибыли.

Заслуживает внимания факт стремления населения к образованию. Первая школа в сельской местности в Коми крае открылась именно в Ижме в 1828 году на средства простых крестьян.

Революция и гражданская война нанесла огромный ущерб ижемцам. Ижемская система оленеводства была фактически разрушена мероприятиями, принятым государством в 20-е годы. Сами ижемцы были объявлены относящимися к коми. Однако культурное и хозяйственное развитие края развитие продолжалось. В 20-30-х гг. в Ижемском крае, действовали три средних учебных заведения. Организаторами всех этих учебных заведений были представители местного населения.

В целом ижемский край сохранил некоторые особенности, резкие отличающие его от других регионов Русского Севера, где пришлое население значительно превзошло по численности местных уроженцев. На нынешней территории Ижемского района проживает более 80 % коренного населения. Этот факт способствует сохранению традиционного образа жизни, традиционной культуры и мироощущения живущих в тесной взаимосвязи с природой людей. Например, местное население выступило за защиту своих прав на чистую окружающую среду и против незаконных нефтепереработок в местах традиционного природопользования населения. Дело дошло до суда с руководством Республики Коми и ижемцы выиграли. Кроме того, ижемцы в демографическом плане оказываются в более выгодном, положении, чем многие малые этносы Севера. По переписи 1989 года в Ижемском и Усинском районах Коми АССР проживало 27,8 тыс. коми, еще около 18 тыс. потомков выходцев с Ижмы живут в Западной Сибири и на европейском Севере. В наше время существует ряд общественных организаций ижемцев, ставящих целью, во-первых, добиться признания ижемцев как самостоятельного этноса, во-вторых, развивать культуру и хозяйство этого народа.

Ненцы (самоеды)

На северо-востоке региона проживают ненцы, которых ранее называли самоедами.

Интересно, что ненцы являются «титульной» национальностью сразу трех субъектов Российской Федерации - Ненецком автономном округе Архангельской области, Ямало-Ненецком округе Тюменской области и Таймырском Долгано-Ненецком автономном округе Красноярского края.

Общая численность в 2002 году составляла 41 тыс. человек. Большинство ненцев проживают в Сибири. В Европейской части России ненцы проживают в Ненецком автономном округе Архангельской области. Впрочем, в этой своей автономии в 2002 году ненцы численностью 7 754 человека составляли лишь 18,7 % населения округа

Тем не менее, учитывая то историческое обстоятельство, что предки ненцев вошли в контакт с русскими еще в эпоху освоения новгородцами Поморья, очерк о ненцах необходим именно в раздел о Русском Севере.

Ненцы относятся к самодийской группы уральской языковой семьи. Интересно, что собственно от их старого имени «самоеды» и образовано название группы.

В антропологическом плане ненцы относятся к уральской контактной малой расе, для представителей которой свойственно сочетание антропологических признаков присущих как европеоидам, так и монголоидам. В связи с широким расселением, ненцы антропологически делятся на ряд групп, демонстрирующих основную тенденцию понижения доли монголоидности с востока на запад.

По переписи 1926 года самоедов было 16.4 тыс., в 1959 году - 23.0 тыс., в 1970 - 28.7 тыс., в 1979 - 29.4 тыс., 1989 - 34.4 тыс., наконец, в 2002 году их численность превысила 40 тысяч человек. Но, повторим, большинство ненцев проживают на севере Западной Сибири. На русском Севере ненцы проживают между восточным берегом Белого моря и Уральскими горами. В Европейской части России у ненцев 3 основных ареала обитания, которые обычно называются «тундрами» - Большеземельская (от реки Печоры до отрогов Урала), Малоземельская (между Тиманским кряжем и Печорой), и Канино-Тиманская тундра (на полуострове Канин и далее на восток до Тиманского кряжа).

Если в Сибири часть ненцев проживают в тайге, то среди ненцев Русского Севера абсолютно преобладают тундровые оленеводы. Ведут ненцы кочевой образ жизни, осуществляя ежегодные перекочевки с оленьими стадами по системе: лето - северные тундры, зима - лесотундра. Материальная культура ненцев адаптирована кочевому образу жизни. Все потребности человека обеспечиваются продукцией домашнего оленеводства. Хозяйственное сезонное значение имеет рыболовный промысел, охота на водоплавающую дичь, пушной промысел.

Как уже говорилось, ненцы не были первыми обитателями тундры северной Европы. Русские летописцы упоминали племя «печора», давшее имя реке. В преданиях ненцев упоминается некий народ «сиртя», который жил ранее в землях бассейна Печоры и Приполярного Урала, занимавшийся морским промыслом. Сиртя, по ненецким преданиям, были кочевыми охотниками тундры и морского побережья, промышлявшие диких оленей, рыбу и морского зверя, говорили на языке, отличном от ненецкого, и были очень маленького роста. Зато оленеводства сиртя не знали. Интересно, что в конце концов сиртя скрылись навсегда под землей (поразительное сходство с русскими преданиями о самозакопавшейся чуди).

Самодийские этносы, к которым относятся и ненцы (самоеды), сложились на Саянском нагорье Сибири. Под давлением кочевых тюркских племен предки самодийцев начали продвигаться в тундровую зону. Примерно к XIII веку, после почти тысячи лет миграции самодийцы заняли современную этническую территорию. Вероятно, аборигены европейской тундры, не занимавшиеся оленеводством, и в силу этого, значительно уступавшие пришельцам численно, ассимилировались ненцами.

Русские называли ненцев самоедами, и только в 30-х гг. XX века их политкоректно назвали ненцами (по этнониму ненец», что означало «человек»). Тогда же была создана ненецкая азбука.

В религиозном отношении большинство ненцев остались язычниками-анимистами, хотя еще в 1820-х гг. были предприняты попытки крещения самоедов, сопровождавшиеся уничтожением их языческих идолов. Однако христианство самоеды усвоили весьма поверхностно, оставшись, в сущности, язычниками.

В наши дни некоторое количество ненцев продолжает вести кочевой образ жизни, двигаясь со своими стадами оленей по традиционным местам кочевок. Часть ненцев оседло живет в оленеводческих и рыболовецких колхозах. Наконец, все большое количество ненцев поселяется в городах, где они работают в сфере услуг, постепенно утрачивая свою этническую специфику.

Вот таковы люди Русского Севера. Не правда ли, страна, у которой такие люди, скромные на вид, не склонные выпячивать себя, но сохраняющие истинно ломоносовскую тягу к знаниям, выдержку и упорство помора, крепость веры соловецкой братии, всегда будет непобедима. Потомки древних аборигенных этносов, праправнуки новгородских ушкуйников, внуки советских инженеров и советских заключенных, современные северяне обладают теми качествами, которые создавали Россию. И, думается, Русский Север и его люди еще покажут стране и миру новые великие достижения.

Прибалтийско-финские народы России. М., Наука, 2003, с. 218

Былых С. К. История народов Волго-Уральского региона. Ижевск, 2006, С.47

Www.komiinform.ru/news/77338/#

В споминаю 23 апреля 1981 года, Москва, Институт археологии Академии наук СССР. С осторожностью, точно оголенный провод под напряжением, держу я в пальцах слайд, где запечатлена обугленная временем доска, на которой как будто ножичком Алексея Ивановича Инкова вырезано об их слабом духом артельщике: «Преставися мирининн от город!» Начальник Шпицбергенской археологической экспедиции кандидат исторических наук В. Ф. Старков делает доклад о результатах первых трех полевых сезонов.

Сейчас известно более восьмидесяти памятников, - говорит он. - Самый северный из раскопанных нами находится на полуострове Брёггер, на берегу залива Конгс-фьорд, это под 79-м градусом северной широты, в четырех километрах от поселка Ню-Олесунн. При его раскопах было найдено более семисот предметов из металла, кожи, дерева, глины, бересты. Поморские могилы, кресты и дома есть и выше, под 80-м градусом. А в бухте Решерж, на северном берегу Бельсунна, выявлены и изучены остатки четырех жилищно-хозяйственных комплексов, в состав которых входили девять жилых помещений, шесть холодных клетей и баня. Это крупнейшее русское поселение из известных до сих пор на Западном Шпицбергене. Важным представляется и вывод о том, что обитание поморов на Шпицбергене носило регулярный и долговременный характер и что основной формой обитания поморов был поселок, а не одиночная изба-зимовье.

Почти два с половиной столетия отделяют сегодня нас от тех времен. Но мысль не устает тянуться, часто по крохам собирая факты, в темь веков, желая увидеть тамошнюю жизнь ясно и правильно.

Хранится в Отделе рукописей Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде Сборник Новгородских и Двинских грамот XV века. И есть в нем «деяние» князя новгородского Андрея - послание к людям Двины и Студеного (Белого) моря. Писано письмо уставом. Буквы прямы, могучи, и несут они нам из семисотлетней давности напряжение жизни большой и горячей.

Послал князь Андрей Александрович «на море на ошан» три ватаги свои из Новгорода с атаманом Андреем Критицким и велит поморам давать «им корм и подводы, по пошлине, с погостов». А в конце грамоты заметил и для атаманов: что «как пошло, при моем отце и при моем брате, не ходити на Терскую сторону Ноугородцем, и ныне не ходить».

А Терская сторона - это Кольский полуостров. И не велено ходить туда княжеским ватагам новгородцев ни на промысел, ни за оброком оттого, что в этом XIII веке еще нельзя было тревожить терских переселенцев, потому как испокон веку поощряли государи смелых землепроходцев, расширяющих и осваивающих границы княжеских владений, поощряли тем, что освобождали их от государственных тягот и не ограничивали ничем их свободу. До поры до времени, разумеется.

Однако на том же море Студеном, на Соловках, к 1429 году монахи уже сгоняют простых поморов силой и угрозами «с острова сего, Богом предназначенного к обитанию иночествующих», как выражается архимандрит Досифей. Так что через тридцать лет «Соловки с моря окiаня» закрепляются за монахами жалованной Новгородской грамотой, а в 1471 году в списке Двинских земель указываются поселки уже и Терского берега: Карела Варзугская и Умба.

Проходит сто лет - и тянут сюда руки уже царские, боярские блюстители власти, не менее чем монастырщики, нахрапистые и вооруженные.

И снова отрываются от насиженного места, и идут люди в неизвестность, на Север, на море, на острова, туда, где свободнее для души и для промысла; причем идут не всякие люди, а духом крепкие, жадные как до труда, так и до воли, и глубоко миролюбивые не по трусости, а по натуре. Таковы поморы.

В грамоте великого князя Иоанна Васильевича от 18 декабря 1546 года узнаем мы, что люди Каргополя и окружных волостей покупают соль... «у моря у Поморцев». И это, вероятно, первое письменное свидетельство такого определения.

А жизнь на Русском Севере к середине XVI века и на самом деле достигает расцвета.

Возьмем дневники и показания Стивена и Уильяма Бэрроу. Эти английские мореплаватели, встретившиеся с поморами в 1557 году, рассказывают о том, например, что мезенцы Беломорья все как один шли в июне к Печоре «на ловлю семги и моржей» и оказались удивительными мореходами. Они ловко вывели английское судно из гибельного тумана, другой раз их двадцативесельные карбасы, идя по ветру, опережали английский ведущий корабль и время от времени поджидали англичан, приспуская свои паруса. Оказалось, что поморы поразительно мудро предвидели погоду и учитывали приливные и отливные течения. На Кигоре же (п-ов Рыбачий) в день св. Петра, то есть 29 июня, собиралось к русским «по случаю торга» много людей: и карелы, и лопари (саамы), и норманны, и датчане, и голландцы - и «дела их тут шли прекрасно»; причем тогда же говорили русские англичанам и о Большом Камне (Урал) и о Новой Земле.

От тех же англичан можно узнать и некоторые имена простых поморов шестнадцатого столетия. Это Федор и Гаврила из Колы (Мурманск), Кирилл из Колмогор (Холмогоры под Архангельском), кормщик Федор Товтыгин и беломорский кормщик по прозвищу Лошак.

И неудивительно, что в 1576 году датский король пытается воспользоваться мореходными знаниями одного из русских кормщиков - поморского навигатора Павла Никитича из Колы. «Известно нам стало,- пишет король,- что прошлым летом несколько тронтгейских бюргеров вступили в Вардё в сношения с одним русским кормщиком Павлом Нишецом, живущим в Мальмусе (Мурманск) и обыкновенно ежегодно около Варфоломеева дня (11 июня) плавающим в Гренландию». Недаром, значит, именно тогда же и возник известный проект оккупации Русского государства с севера. Чтобы захватить Московию и обратить ее в имперскую провинцию, по расчетам одного из шустрых западноевропейцев, «достаточно 200 кораблей, хорошо снабженных провиантом; 200 штук полевых орудий или железных мортир и 100 тысяч человек; так много надо не для борьбы с врагом, а для того, чтобы занять и удержать всю страну».

Голландские экспедиции, посетившие в конце XVI века Новую Землю, стремятся оголландить на ней все устные поморские названия, тем более что на картах Московии очертаний Русского Севера тогда еще не было. А не было-то потому, что Русский Север не представлял «в эти годы ничего спорного». И в том, что встречаемые часто голландскими мореходами и на Новой Земле, и на Шпицбергене следы промысловой деятельности поморов - обработанные моржовые туши и клыки, навигационные кресты - не что иное, как следы русских, а не норвежцев, кто-кто, а голландцы, между прочим, не сомневаются. И не сомневаются хотя бы потому, что, скажем, и через того же приказчика Строгановых, сбежавшего в Голландию, Алферия Брюнеля, хорошо знали, какие - узкие, длинные, хоть и быстроходные, да негодные для плаваний во льдах - лодки у норвежцев и какие - кургузые, орехообразные, без гвоздей шитые и приспособленные к льдам (даже с полозьями) - лодки у русских. Так что, когда норвежские рыбаки выше Ян-Майена, в крайнем случае выше Медвежьего подниматься и не собирались, русскому зверобою, воспитанному на Беломорских торосах, ходить по Ледовитому океану к Елисею (Енисей), к Малому Ошкую (Шпицберген) или на Новую Землю было в обычай.

«В лето 7113 (1605 г.) во граде Самаре, - говорит сказание, - был человек поморенин, именем Афанасий, рождение его за Соловками на Усть-Колы. И он сказывал про многие морские дивные чудеса, а про иные слыхал. И ездил он по морю на морских судах 17 лет, и ходит в темную землю, и тамо тьма стоит, что гора темная; издали поверх тьмы тоя видать горы снежные в красный день».

В. Ю. Визе, приводящий это сказание в биографическом словаре русских полярных мореходов, замечает, что упоминаемая «темная земля есть, несомненно, либо Шпицберген, либо Новая Земля».

Интересно и то, что первое картографическое свидетельство о русских поморах на Шпицбергене тоже приходится на это время. Картой Шпицбергена, второй по счету, но первой по практической ценности, является карта с названием «Новая страна, или по другому Шпицберген», изданная в 1613 году в книге Гесселя Герритса «История страны с именем Шпицберген». Автор говорит о неудачных переговорах голландских китобоев с русскими промысловиками по поводу организации совместного торгового товарищества и помещает карту, составленную по свежим следам своих земляков, на которой и можно видеть одну из поморских бухт, названную голландцами «Устье московита».

Есть и еще один ранний картографический документ о поморах, но уже на английской карте 1625 года. Там показано русское суденышко, спешащее к южной оконечности Шпицбергена, куда как раз с этого времени на целый век и вытеснены поморы англичанами, голландцами, а позже - датчанами, немцами, испанцами, чьи экспедиции всегда были богато оснащены пушками и ядрами.

Но вот наступает и 1694 год, когда 22-летний царь Петр I едет в Архангельск, к поморам, с великой и дерзкой думой о военном маневре, с осуществлением которого и будет прорублено «окно в Европу». Правда, дорогой ценой самобытности заплатят поморы за столь необходимое России «окно», названное затем Петербургом, потому что велено царем в Архангелогороде строить поморцам, вместо их поморских кочмар, раньшин, шняк да лодий, военные мощные корабли по образцу голландскому.

Восемь лет, кляня царя и его приказчиков, Беломорье выполняет государев подряд, и в 1702 году из Архангельска в Соловки идет настоящая эскадра первых северо-русских военных кораблей (13 судов), и от сельца Нюхча, что на Поморском берегу Белого моря, и до села Повенец, что на берегу Онежского озера, укладывается - рубится фантастический настил - легендарная Государева дорога, дорога-просека, дорога-гать, дорога-волок, по которой за десять дней протащатся два корабля - «Святой дух» и «Курьер», что выйдут потом по Свири на Ладогу, прародину поморов, дабы вернуть ее России вместе со Шлиссельбургом уже навсегда.

Одна незадача - из века в век не почитается у поморов, хоть и грамотных, дело «пером брести»; верят они больше всего в память живую свою да на память сыновей уповают. Нет слов, обидно, что еще и царский указ 1619 года, наложивший запрет на ведение лоций, совсем отбил охоту заводить на лодии судовой журнал или вести дневник наблюдений. И все нравственные правила, все заветы отцовские и приметы мореходные передавались из уст в уста.

Только после петровских преобразований появляются у них мореходные книги, или поморские лоции. Но и тогда все записи в таких рукописных книгах велись безымянно и по-скупому деловито. Однако попробуем все же пересказать один из поморских случаев.

Восемь дней была поветерь - лодия от самой Мезени ходко шла в побережник, что значит на северо-запад, и тешил душу Ледовитый океан.

А на девятый день ветер переменился, и завернуло судно на восток. Гнало, гнало и прибило к голому острову, в «утык ко льду». Поморы остров узнали: это Малый Ошкуй, то бишь Грумант-медведь оказался. Тут-то и двинулся и опеленал их жирный лед, а скоро и жом начался.

Видят поморы: дело нешуточное, жмет и жмет - к худшему готовиться надо, может, и зимовать придется. Припомнил кормщик, что становье где-то здесь было, и решил проверить.

Пошли вчетвером: сам кормщик Алексей Инков да с ним три покрученика рядовых - Хрисанф Инков, Степан Шарапов да Федор Веригин.

До берега идти с версту. А лед трещит - как будто кто тисками сдавливает, - время от времени, как из пушки, жахает, и пучится, и друг на дружку наползает, а то как ухнет - и толстенная льдинища торчмя, точно живая, в ропак встает.

Чтобы идти побыстрее да от тяжести случаем не потонуть, поморы грузу мало взяли. Всего и было, что ружье одно, рожок с порохом по три заряда на брата, пуль столько же, топор, котелок, ножик, муки мешочек - по пять фунтов на человека, огнянка с трутом, пузырь табаку да по трубке по деревянной курительной. А одежка - так вся та, что на них.

Наконец добрались. Видят: заледа - прибрежная земля, что подо льдом кроется. Отсюда до становой избы, как оказалось, меньше полуверсты всего и было. Нашли они станок-то. Затопили печку-глинянку без трубы. Дым по потолку растекся, вьется, колышется, до верха окошка набух, тучей квадратной черной налился, а ниже не опускается - утекает в щель оконца. Обогрелся домик, и порешили поморы переночевать в нем.

С рассветом, как угомонился ветер, заспешили поморы к своим - ан голо вокруг, ветер выволочный утащил, как есть, и лед и лодию с ним в океан.

Тяжко стало на душе у зверобоев; стоят столбом, онемели. Наконец повел бородой кормщик Алексей Инков, оглядел голомянь океана и сказал сокрушенно:
- Эко вздохнул батюшка! Груманланку (лодию. - Авт.) нашу унес дак. А и где же вы, други наши товарищи? Не погибель ли приняли?
(А так оно и вышло: одиннадцать, все, что в лодии оставались, все потонули.)

Вдруг заторопился Алексей Инков, крикнул:
- Не робей! Дразни ветер!

И сам лихо свистнул. И все: и Хрисанф, и Степан, и Федор вслед заги-кали и засвистели!..

Однако обратно ветер не шел и груманланку ихнюю, лодию поморскую родную, не гнал.

Перестали тогда поморы, по их выражению, завязывать ветер, то есть молить его. «Не хочет, знать, Никола-бог морской нас приняти»,- сказали. Сказать-то сказали, а лысую выпуклость моря оглядывали еще долго.

Но жить надо. И кормщик слово молвил:
- Все мы здесь теперьче равны, и покрут наш, робятки, равный.

И пошли жизнь артельную ладить.
Начали же поморы с того, что убили, по числу пуль, двенадцать оленей, заготовили впрок мясо и шкур для одежды и по постели каждому из мятой оленьей кожи сделали. Для топки плавнику с побережья натаскали на первую зиму и на другую. Избу поправили и мхом сухим крепко оконопатили. Инструменту всякого нужного понаделали: нашли прибитую морем доску корабельную, толстую, с железным крюком, с гвоздями и с дырой; из нее получился молоток; а из камня подходящего - наковальня; гвозди - так это считай, что готовые наконечники или крючки рыболовные, да еще каждому постегальце-иглу из них выковать сумели.

Из двух оленьих рогов клещи были.
Бояться боялись одного разве мишку, медведя, ошкуя страшного. Уж больно тот любопытен был и охален: придет, рычит, шерсть густая дыбом; мох из бревен выдирает, в избу ломится - аж скрип и треск - смотри, развалится коробочка по бревнышку!

Сделали из крепких сучьев две рогатины, и скоро первого, шибко дерзкого, подняли на них; другие стали потише. А всего за шесть зим убили десять.

Потом подвернулся еловый корень, что своим изгибом лук напоминал. Натянули на него жилу от первого медведя тетивой - и сразу стрелы понадобились. Сковали четыре железца-наконечника и жилами того же ошкуя привязали накрепко к еловым палочкам с одного конца, а с другого - перья от чайки прикрутили. Стрелами такими добыли оленей сотни две с половиной да множество голубых и белых песцов.

Свистнет тетива, стрела шикнет, в оленя вопьется - прянет зверь, и понесся по мшистым кочкам, взбрыкивая. А Хрисанф вдогонку - нельзя, чтоб стрела пропала! Кухлянку, что мешок, через голову швырк - руки, ляжки голые, на теле одна короткая душегреечка да бахилы на ногах - и все, и летит молодой Хрисанф, бежит удалой Хрисанф не хуже того оленя, а лучше, потому как догоняет оленя-то убегающего, догоняет.

Мясо и коптили и сушили - в избе, на палочках, под потолком. За лето запасы полнили. И шло оно вместо хлеба. Муку берегли. Если и варили ее, то изредка, с оленьим мясцом. На посудину для огня мука пришлась. Слепили из глины вперемешку с ней подобие лампады, на солнце высушили, обмотали лоскутиками от рубах, а лоскутики в оленьем жире опять же с мукой обварили, и все сызнова засушили. Жировик получился. На фитили белье исподнее шло. Огонь с тех пор не переводился. А то ведь и трута совсем мало было, и сколько потов сходило, пока так называемый живой огонь извлекали: покрути-ка кленовую сухую палочку, чтобы трут, напиханный вокруг нее в тесном отверстии березового полена, затлелся бы!

Так в заботах и трудах шла жизнь.
Начала скоро хворь одолевать - цинга. Инковцы боролись с нею как могли: и кровь оленью для этого пили, и мясо кусочками сырое и мерзлое ели, и трудились много, и спали мало, да вот еще - летом собирали траву ложечную, из которой али щи варили, али так, тоже сырой, ели - сколько сможется. «..А растет та трава вышиною в четверть аршина и повыше, а листья у нее круглые, величиною с нынешний медный грошевик, а стебель тонкий, а берут ее и употребляют те стебельки с листами, кроме коренья, а коренья не берут и не употребляют».

Трое из поморов противостояли цинге славно. Один лишь Федор Веригин ленив был и волей слаб. А потому в первый же год впал он в немощь цинготной болезни, исхворался и ослабел так, что сам и не поднимался уж. Долго товарищи об нем хлопотали: отваром ложечным поили, дышать свежим воздухом выносили, жиром медвежьим мазали, молитвы тцррили... Однако все одно на четвертую весну снялся Веригин с души, помер.

Бывало у поморов и время, когда ни бахилы шить, ни кухлянку, ни кожи мять, ни калги-лыжи ладить, ничего иного по хозяйству справлять вдруг ни нужды тебе, ни охоты нету. Тогда занимались они тем, что было душе любо: Хрисанф, например, коробочку из кости круглой ножом вытачивал, Алексей мох курил, о жене, детишках, о материке вспоминал да Степана слушал, как тот песню со слезой пел, такую же думу думая:

Грумант угрюмый, прости!
В родину нас отпусти!
Жить на тебе опасно -
Бойся смерти всечасно!
Рвы на буграх-косогорах.
Лютые звери там в норах.
Снеги не сходят долой -
Грумант вечно седой.

И прожили они так вот, одни, за семьдесят седьмой параллелью, в стране полунощной, как известно, шесть зим и лет да три месяца. И был у них порядок и лад, и не было ни свары, ни отчаянья. Даже ни блоха, ни вошь не завелись.

Однажды же (точно: 15 августа 1749 года) сидел на взгорке, на мягком мху зелено-красном, Инков Алексей; строгал он сучок, кумекая: может, трубку какую курительную из него сделать; кумекал да поглядывал с завистью охотничьей, как лёщатся белухи.

Сидел, значит, так помор, поглядывал на море, на белух, на куличка... Да вдруг как испугается, что блазнится ему, видится, мерещится чудо чудное, парус явственный! А море-то гладкое; ветер - ласковый и в лицо.

«Чтой-то в глазах мельзит», - сказал Инков сам себе. А сердце сильнее заходило.

Но светлый лоскут паруса подрос. И тогда подхватился Алексей, как молоденький, и ударился бежать. У избы кричит:
- Робята!.. Родимые!.. Приметы стягами... поспешай знаменать!
(Команда такая морская есть: знак подавать.)
Растерялись те сразу-то. «А иде?» - спрашивают.
- Тащи постель, постель тащи дак!.. Да огонь! Огонь с плошкою!

Сообразили костры. Запалили, ничего не жалеючи. Потом оленьи шкуры постельные на копья понасаживали да скоренько давай размахивать ими, да вопить, что духу хватало.

И вскоре обронила близ инковцев свои паруса российская промысловая лодия.

Так вернулись они наконец в Архангельск.
Дивился народ. Изумление выразил и директор Кольской китоловной компании Вернизобер. Выразил - и отписал про случившееся в Петербург. На следующий год братьев Инковых вызвали к графу Шувалову. А тот велел составить о приключившемся книжицу. Ле Руа, воспитатель детей графа, такую книжицу на французском и на немецком языках через 16 лет составил. И обошла она весь ученый мир Европы, удивляя теперь и немцев, и французов, и англичан, да и самих русских отчасти.

А славные поморы наши, инковцы, жили, как и все, и промышляли по-прежнему, отличаясь, правда, от других тем, что долгое время не могли никак есть хлеб - пучило их от него, да не могли пить никаких напитков, потому что попривыкли на острове своем только к ледниковой чистейшей воде...

Теперь можно говорить с полным основанием, что оставались поморы на архипелаге на длительное время еще в XVIII веке. И такими близкими видятся мне вскрытые темные венцы приморских изб, собранные когда-то тут из привозного леса, стоящие порой на китовых позвонках фундамента, такими загадочными белеют ребрами шпангоутов разбитые безымянные суда, такими родными зеленеют и рдеют мхи, сверкают среди буро-черной щебенки осыпей жирные ледники, наконец, такими щемящими стоят покосившиеся кресты, протягивая свои обрубки деревянных рук с юга на север...

И не знаю, отчего так сильно толкается мое сердце: то ли оттого, что прожиты на Шпицбергене две «полярки», то ли оттого, что слышатся голоса предков.
- Вадим Федорович! - спрашиваю у Старкова. - Время активных плаваний поморов в районе Шпицбергена вы считаете с XVI по XVIII век. Сруб дерева нашли XVI века. А могут ли быть и более ранние вещи?
- Да, хотя более ранние памятники мы пока не встретили, - говорит Старков.

Ученый, естественно, весьма осторожен с выводами. Но поиск продолжается, потому что еще Александр Пушкин говорил: «Уважение к минувшему - вот черта, отличающая образованность от дикости».

В целях выяснения...

Исполнилось 50 лет первому сквозному плаванию в одну навигацию Северным морским путем. Этим было положено начало планомерному освоению важнейшей народнохозяйственной морской трассы, первыми открывателями которой явились, по существу, русские поморы.

Много славных имен дало России и всему миру Поморье. Среди них и великий М. В. Ломоносов, «камчатский Ермак» - В. В. Атласов, знаменитый Семен Дежнев, ставший якутским казаком. Отсюда, от родных берегов, отправлялись в дальние походы отряды отважных землепроходцев, чьи подвиги и героические деяния золотыми буквами внесены в летопись великих русских географических открытий XVII-XVIII веков. Значительна роль населения Поморья и в освоении Сибири. Поморские судовых дел подмастерья и мастера, искусные строители надежных лодий, корабельные плотники и кормщики-навигаторы «ставили» мореходное дело при Петре I на неизведанных ранее просторах Охотского моря и Тихого океана. Но самыми полярными рубежами русских мореходов с давних времен являлись арктический архипелаг - Шпицберген и Новая Земля. И вполне естественно: все, что связано с исследованием этих земель, вызывает большой интерес.

Автор очерка провел на Шпицбергене две зимовки, «заболел» Севером и с тех пор довольно успешно изучает его увлекательную историю. В Географическом обществе СССР им сделаны (в Ленинграде и Москве) интересные доклады о важном уточнении пути экспедиции В. Баренца, которая в 1597 году открыла для Западной Европы Шпицберген. Известному ученому, автору своего рода арктической энциклопедии «Истории открытия и освоения Северного морского пути» профессору М. И. Белову разработки Ю. Мансурова, предпринятые, как он писал, «в целях выяснения исторического события», показались заслуживающими одобрения и производящими «впечатление солидного исследования». И это впечатление, думаю, необманчиво.

Ю. А. Мансуров еще в 1977 году высказал предположение, что мезенец Алексей Инков в разговоре с академиком Ле Руа мог назвать Шпицберген и Гренландию как Малый и Большой Ошкуй (у Ле Руа - Малый и Большой Броун), но, мол, после того, как ученый-иностранец, не понимая зырянского слова «ошкуй» (белый медведь), потребовал разъяснений, догадливый помор дал ему шотландский перевод «ошкуя» - «броун». Представляется, что этой смелой гипотезой пора заняться топонимистам - специалистам по происхождению и толкованию географических названий.

Небезынтересны в очерке и первые картографические свидетельства о русских поморах на Шпицбергене. Обращаясь к старинным картам, автор подтверждает сложившиеся в научном мире представления о широких возможностях использования и о необходимости усиления внимания к старинным картографическим материалам. Ведь старые карты удивительно емкие и содержательные источники для исторической географии нашей необъятной Родины.

Л. А. Гольденберг, доктор историческим наук

В восточном направлении поморы открыли полуостров Канин. В XIII в. поморы плавали вдоль Кольского полуострова, выходили к норвежским землям. Поскольку плавания поморов не всегда носили мирный характер, норвежцы держали стражу для охраны восточных морских границ. В восточном направлении поморы открыли полуостров Канин, а затем — острова Колгуев и Вайгач. Предполагают, что в это же время северные мореплаватели впервые побывали на Новой Земле. Примерно в XIII в. первые поморы могли достигнуть острова Грумант (Шпицберген). К XIV в. относятся плавания Амоса Коровинича вокруг Скандинавского полуострова на Балтику. Для дальних морских походов постепенно создавался новый тип судна — коч. По-видимому, около XIV в. поморы для ориентировки на море изобрели ветромет и стали широко им пользоваться. Этот простой прибор представлял собой деревянный диск, в который вставляли деревянные стержни: один в середине и 32 по окружности. Главные румбы назывались: сивер, веток, полуденник, западник. Пеленгуя ветрометом специально установленные на берегу знаки (боковая сторона их совпадала с линией север-юг), поморы определяли курс судна. Вдали от берегов курс узнавали в полдень по солнцу, а ночью — по Полярной звезде. Совершенствование технических средств мореплавания активно продолжалось в последующие столетия. В 1462-1505 гг. при великом князе московском и всея Руси Иване III завершилось объединение русских княжеств в единое государство. В 1480 г. русские земли были окончательно освобождены от монголо-татарского ига. Победы над ливонскими, литовскими и польскими завоевателями способствовали признанию Руси другими европейскими государствами.

В XV в. русскими было предпринято несколько экспедиций из Белого моря в восточном и западном направлениях. Известны морские направления Ивана Новгородца по Белому, Баренцеву, Карскому морям и на Балтику.
Во второй половине XV в. поморы, занимаясь промыслом рыбы и морского зверя, все дальше и дальше уходили на восток. Достигнув острова Вайгач, моряки-промышленники через проливы Карские Ворота и Югорский Шар выходили в Карское море, а затем, продвигаясь по рекам полуострова Ямал, добирались до Обской губы, где вели торговлю с ненцами и хантами. В устье реки Таз поморы основали небольшие торговые фактории. Можно считать, что в XV в. морские пути по Белому морю и вдоль побережья Карского моря до Обской губы были надежно освоены.
В 1466-1473 гг. состоялось знаменитое путешествие в Индию тверского купца Афанасия Никитина. Значительная часть путешествия прошла на кораблях по Каспийскому морю и Индийскому океану. На обратном пути из Индии в Россию путешественник на торговом судне пересек Черное море. Путевые записи Афанасия Никитина «Хождение за три моря» имели для того времени большую научную ценность. В 1496 г. из Архангельска к берегам Скандинавского полуострова в Данию совершил плавание русский посол Григорий Истома. С товарищами он вышел из Архангельска на четырех судах, миновал Белое море* обогнул Кольский полуостров и уже из Тронхейма продолжал путь по суше. Григорий Истома составил подробное описание народов Кольского полуострова, рассказал об условиях плавания и о характере приливно-отливных течений в этом районе Ледовитого океана. Таким образом, он значительно опередил «открытие» этих районов англичанами и голландцами, сделанное лишь в шестнадцатом столетии.
В середине XVв. Турция завоевала берега Азовского, Черного и восточной части Средиземного морей, что значительно осложнило торговые связи европейских государств со странами Востока. Торговые пути в Индию и Китай оказались в руках турок, установивших огромные торговые пошлины. Торговля с Востоком через Сирию и Египет стала крайне невыгодной. Венеция и Генуя — крупнейшие торговые центры на юге Европы — постепенно пришли в упадок. Возникла настоятельная необходимость поисков новых путей для торговли с восточными странами. Наиболее подготовленной к осуществлению этих поисков оказалась Португалия. В 1471г. португальские мореплаватели достигли и пересекли экватор. В 1487г. экспедиция во главе с Бартоломеу Диасом (ок. 1450-1500 гг.) прошла вдоль западных берегов Африки и 3 февраля 1488 г. достигла южной части Африканского материка, названной впоследствии мысом Доброй Надежды. Выдающийся мореплаватель Христофор Колумб родился в 1451 г. в Генуе. С 1476 по 1485 г. он жил в Португалии, участвовал в нескольких морских экспедициях. Колумб составил смелый проект плавания в Азию западным путем, но португальский король признал проект несостоятельным. Тогда Колумб отправился в Испанию, где его настойчивость увенчалась успехом: он добился организации морской экспедиции для достижения Индии и Китая через Атлантику; в случае удачи ему был обещан титул адмирала и вице — короля всех земель, которые будут открыты при плавании.
3 августа 1492 г. каравеллы «Санта-Мария» водоизмещением до 130 тонн, «Нинья» — до 60 тонн и «Пинта» — до 90 тонн вышли из Палоса. Общая численность экипажа всех трех каравелл составляла 90 человек. Экспедиция благополучно пересекла Атлантику и на рассвете 12 октября открыла остров, названный Сан-Сальвадор (Багамские острова), что означало «спаситель». Главный интерес для путешественников представляло золото. Следуя указаниям местных жителей, мореплаватели открыли и обследовали еще несколько островов, а 28 октября флотилия достигла острова Куба. Продолжая плавание, Колумб через некоторое время достиг острова, названного им Эспаньолой (Гаити), и основал там колонию. Через три месяца Колумб 16 января 1493 г. вышел в обратный путь и 15 марта вернулся в Испанию. Экспедиция не принесла ожидаемых сказочных богатств, и Колумбу пришлось проявить немало изворотливости, чтобы соответствующим образом приукрасить коммерческие результаты своего плавания и пробудить интерес к дальнейшему освоению и закреплению открытых земель, которые он принял за часть восточной Азии.

Может быть дополнительная информация. Примечание: В противном случае она может быть удалена."

Грумант - русское (поморское) название архипелага Шпицберген . Наиболее ранние поселения русских охотников на Шпицбергене датируются XVI веком.

Шпицберген - арктический архипелаг в западной части Северного Ледовитого океана. Включает в себя более тысячи островов и акваторию Гренландского и Баренцева морей. Площадь архипелага - 63 тыс. км2. По Парижскому договору г. с 14 августа г. архипелаг Шпицберген находится под ограниченным суверенитетом Королевства Норвегия и выделен в отдельную административную единицу под управлением губернатора. Природные ресурсы - нефть, газ, каменный уголь, полиметаллические руды, бариты, золото, кварц, мрамор, гипс, яшма. В окружающей акватории большие запасы рыб ценных пород, креветок, водорослей и морепродуктов. Основу экономики составляют добыча каменного угля (1,5 млн т в год), геологоразведочная и научная деятельность, а также туризм. На архипелаге расположены морские порты Баренцбург, Пирамида (Россия), Лонгиербюен, Свеагрува, Ню-Олесунн (Норвегия), международный аэропорт Лонгиербюен. На архипелаге постоянно проживает 1600 человек (российские и норвежские шахтеры, а также несколько десятков ученых из разных стран).

Начало хозяйственного освоения архипелага Шпицберген, по данным современных археологических исследований, относится к середине XVI столетия. Оно было результатом деятельности жителей русского Севера - поморов, которые развернули на его берегах разнообразный промысел, главным образом добычу моржа.

В доме на берегу лагуны, примерно в полутора десятках километрах от Стаббэльвы, нашли текст, вырезанный на деревянном предмете: «Преставився мирининнъ от города» («Умер житель города»). Этот пятистенок поморы сложили еще раньше, в 1552 году . В заливе Бельсунн прочитали надпись, выцарапанную на китовом позвонке, и имя «Ондрей». Много удач ждало исследователей в бухте Руссекайла, где жил около сорока лет «патриарх» Шпицбергена Иван Старостин: девятнадцать надписей найдено при раскопках, и третья часть из них датирована XVI веком, остальные более поздние.

Всего советские археологические экспедиции выявили около ста поморских поселений между 78 и 80 градусами северной широты. Поселки располагались по всему побережью в десяти-четырнадцати километрах один от другого, включали жилые, хозяйственные и подсобные помещения, культовые сооружения, навигационные знаки в виде крестов.

По данным В. Ю. Визе, составленным на основе различных исторических источников, всего на Шпицбергене насчитывалось 39 старинных русских поселений.

С по на архипелаге работала экспедиция Академии наук СССР, которая обнаружила множество русских поселений, погребений и больших поморских крестов, предметов быта и надписей на русском языке. Так, на берегу острова Западный Шпицберген были найдены остатки русского дома вблизи реки Стаббальва, срубленного в г. 6 из 19 найденных надписей датированы 16 веком.

Известен список поморов-грумантланов и новоземельцев, призванных на военно-морскую службу в 1714 году по личному указу Петра I , которые составили потом костяк балтийских моряков и выиграли не одно сражение.

В XVII веке русские промыслы на Шпицбергене расширяются. Способствовали этому обилие рыбы и зверя, освоенность морского пути, в какой-то мере налаженный быт. Хотя ледяная пустыня неохотно впускала пришельцев в свои владения.

В 1743 году на остров Эдж (поморы называли его Малым Беруном) пришел в обычный рейс кормщик из Мезени Алексей Химков с двенадцатилетним сыном Иваном и товарищами Степаном Шараповым и Федором Веригиным. Лодью свою не уберегли они, оторвало ее от берега и погубило разбушевавшееся море. Домой путь оказался отрезанным. Но поморы не пали духом. Приспособились без особого снаряжения добывать пищу, обогревать кров, и когда через шесть лет и три месяца вынужденного плена их сняло другое судно, они погрузили на его борт большое количество добытой ими пушнины, много мяса.

С 1747 года столичная коммерц-коллегия регулярно запрашивала в своей архангельской конторе сведения о промысле на Груманте и его интенсивности.

На Шпицбергене неоднократно зимовал Василий Дорофеев Ломоносов - отец выдающегося деятеля русской науки М. В. Ломоносова. Великий русский ученый впоследствии организовал на Шпицберген в 1765-1766 гг. две морские научные экспедиции под началом В. Я. Чичагова. «Патриархом» Шпицбергена называют промышленника Ивана Старостина, который провел на острове в общей сложности около 36 лет.

Михаил Ломоносов правда так и не узнал результатов первой русской научной экспедиции, которую возглавлял Василий Яковлевич Чичагов, так как она вышла в море через несколько дней после смерти Ломоносова. Чичагов провёл серьезные исследования на Груманте, где за год до этого была создана специальная база, даже попытался пройти дальше - достиг 80 градуса 26 минут северной широты. В следующем году он поднялся ещё выше на четыре минуты.

Проблема Шпицбергена заставила русское правительство принять меры для охраны своих интересов на архипелаге. Русские верили, что Грумант был открыт именно русскими поморами задолго до Баренца. Деятельность Сидорова в 1870-е гг. способствовала укреплению этой точки зрения в общественном мнении, и хотя правительство принимало статус Шпицбергена «terra nulius», то есть «ничья земля», в русской прессе первой декады XX в. архипелаг считался «потерянным русским владением», которое необходимо вернуть.

Русские власти начинают регистрировать суда, ходившие на Грумант, выдают «пропускные билеты». Благодаря этой статистике мы знаем сегодня, что в конце минувшего столетия только из Архангельска ежегодно отправлялись на Грумант семь-десять судов со 120-150 промышленниками. Становища возникали на острове Медвежий, а на Груманте количество русских зимовщиков достигает двух тысяч.

Приоритет России на Грумант ни у кого не вызывал сомнения. Но более дальновидные русские люди, чтобы избежать в будущем осложнений с правами, предлагали царскому правительству заселить архипелаг постоянным населением. Архивы сохранили прошения помора Чумакова ( г.), купца Антонова ( г.), прапорщика Фролова ( г.). Много раз обращались с такими просьбами Старостины. Однако в столице никого всерьез не взволновали их заботы.

В конце 50-х годов XIX века русские промыслы на архипелаге постепенно приходят в запустение. В 1854 г., в ходе Крымской войны ( - гг.) английским корветом «Миранда» был разорен город Кола - один из важнейших поморских центров.

В г. Россия основала на Шпицбергене метеорологическую обсерваторию, а годом позже в тот район отправился ледокол «Ермак».

В результате нерешительности и ленивости царей, архипелаг, богатый морскими ресурсами и углём, достался Норвегии, хотя те приступили к освоению архипелага позже русских: лишь в 1793 году из Тромсе вышло на Шпицберген первое норвежское промысловое судно, да и то наполовину с русским экипажем, и добралось оно только до острова Медвежий.

Фактически в последней трети XIX века норвежцы почти единовластно господствовали в «восточных льдах». Росту норвежской экспансии также способствовало и отсутствие средств охраны и защиты северного побережья России от посягательств иностранцев, вызванное упразднением в г. Архангельского военного порта и Беломорской флотилии.

В 1871 году шведско-норвежский посланник в России Биорштиерн обратился в МИД нашей страны с нотой, в которой извещал, что Швеция и Норвегия , объединенные в то время унией, намерены были присоединить Шпицберген к своим владениям. Но царское правительство и на этот раз не сделало серьезного шага для закрепления прав России над Шпицбергеном. Напротив, оно предложило статус «ничейной земли» и тем самым фактически открыло дорогу на архипелаг другим странам.